Неприкасаемые - страница 13

Ронан замечает, что никак не может сдвинуться мыслью с одной точки. Смотрит на часы. Одиннадцать. На лестнице слышатся легкие шаги. Придется еще препираться насчет обеда. Она совершенно не посчитается с его желаниями, утвердит с улыбчивой непререкаемостью собственное меню, ее меню, которое она разработала с доктором, когда они шептались точно в исповедальне.

Ронан делает вид, что силы совсем покинули его. Раз она его так донимает, пусть наложит со страху в штаны. Даром ничто не дается. В серых глазах он читает смятение и тревогу, и ему становится стыдно своей победы. Он безропотно соглашается на постный суп, овощи, компот. Законы их игрушечной войны теперь уважены… Правда, при одном условии: мать должна принести ему альбомы с фотографиями.

— Но ты же устанешь еще больше.

— Да нет, уверяю тебя. Мне хочется снова во все это погрузиться.

— Ну зачем лишний раз травить себе душу?

— Если ты не принесешь, я сам за ними пойду.

— Нет-нет, ни за что не пущу! Мальчик мой, а может, в другой раз?

— Нет.

Ронан ест. Мать наблюдает. Потом берет поднос.

— Фотографии!

Она не решается с удивленным видом сказать: «Какие фотографии?», чтобы не вызвать новый взрыв гнева. Она уступает.

— Но не больше получаса, — решает она.

— Там увидим.

Ома помогает ему устроиться в подушках. И медленно выходит с подносом в руках. Она сразу догадалась, зачем ему понадобились альбомы. Да чтобы полюбоваться на свою проклятущую Катрин! Чтоб обострить боль. И уж, конечно, этого он добьется. Страдание поможет ему дотащиться до телефона. Начинает Ронан с фотографий, сделанных старым «кодаком», который он свистнул у Адмирала, когда ревматизм приковал отца к постели. Как здорово было тогда гонять весной на велосипеде — дороги ведь еще не были до отказа забиты машинами! Ездили удить рыбу в Вилене; а вот и замок Блоссак в легкой дымке… Выдержка неверная… крутые откосы над рекой, Пон-Ро… и снова Вилена — уже в Редоне; берег, вдоль которого не спеша проплывают голавли…

Ронан выпускает из рук альбом, и он скользит между коленей. Ронан вспоминает. Он явственно слышит, как удилище с наживкой на конце, свистя, рассекает воздух. Он чувствует, как бьется в кулаке проглотившая крючок рыба. Вилену он знает не хуже, чем свои пять пальцев. Да и Майенну тоже. Мысленно он бродит по старым улочкам Витра — улица д’Амбас, улица Бодрери; идет по Новому мосту в Лавале, слышит стук парижского экспресса по виадуку. Он помнит и солнце, и дожди, и острое чувство голода, заглушаемого в деревенских забегаловках. Это был его край. И дело тут не в фольклоре и не в местных праздниках, и не в… Ну как объяснить людям, что ты чувствуешь: «Это мой дом! И воздух, которым я дышу, тоже мой. Я с удовольствием приглашал бы вас в гости. Но хозяевами видеть вас я не хочу!»

Ронан снова берет в руки альбом. Одни пейзажи. Он всегда старался не повторять видовые открытки. Его объектив, все более и более искусный, выискивал затерянные в чаще леса пруды, доисторические скалы, наполовину заросшие утесником и папоротником. После «кодака» настала пора «минольты». Фотографии становятся все профессиональнее. На них уже видна игра серых тонов воздуха, особенности светотени при западном ветре, то неподвластное словам, от чего щемит сердце. Зваться Антуаном де Гер! Командовать на море и ничего при этом не почувствовать! Ронан вспоминает их ссоры. Республиканец Антуан де Гер! Старая образина! Именно глядя на отца, судорожно цеплявшегося за свои галуны, свои медали, свою честь верного режиму офицера, Ронан и стал таким нелюдимым, таким одержимым в своем упорстве.

Он пытается разобраться в себе. Политика — плевал он на нее. Не это главное. Все дело в различии мировоззрений. А он так и не сумел до конца понять, в чем оно. Он только знает, что его цель — выстоять, иными словами: противодействовать, иными словами: хранить верность, как хранит ее крестьянин по отношению к священнику, священник по отношению к церкви, а церковь — к Христу. И все равно это не совсем то. Речь идет о верности более глубокой, как бы укоренившейся, — словно замок, пустивший корни на холме; это что-то могучее, недвижимое. Когда-то, в четвертом классе, Ронан выдумал себе девиз: «