Непростые истории 5. Тайны ночных улиц - страница 3

Быть чужаком, и ощущать себя чужаком — совершенно разные вещи. Уютное тепло и очарование старинного паба куда-то исчезли. Я остро почувствовал холод сырых джинсов и футболки, словно по маленькому залу пролетел сквознячок. Но он обернулся ледяным сквозняком, когда из допотопной трубки прозвучало:

— Телефонная компания округа приносит свои извинения за временный сбой в работе…

Я растерянно понажимал на «рожки» аппарата, но это, конечно, ничего не изменило.

Из оцепенения меня вывел голос старухи:

— Вы можете переночевать здесь. У меня есть комната для гостей.

Она предлагала помощь! Но делала это странно — процеживая слова сквозь аккуратные мелкие зубы (протезы, не иначе), с превеликим неудовольствием.

«Да, бабуля, — подумал я, — ты мне тоже как-то не очень симпатична, но ни за что не откажусь!» А вслух сказал: «Огромное вам спасибо!», — продемонстрировав всю искренность, на которую был способен в тот момент.

— Имейте в виду — я ложусь рано, и терпеть не могу, когда кто-то шастает по дому! — отрезала старуха.

— Конечно. Не беспокойтесь!

Внезапно за окном сверкнуло, а следом жахнул такой раскат грома, что задребезжали стёкла.

— Бом-м-м! — ответили грому часы. Я почувствовал себя неудачливым звонарём, оглохшим под куполом самого большого колокола.

Старуха вздрогнула, ухватилась бледными пальцами за брошь на воротнике своего серого платья и застыла, напряжённо уставившись на дверь.

Я не знал, что она ожидала там увидеть, но от какого-то тоскливого предчувствия волосы зашевелились у меня на голове. Казалось, дверь медленно открывается… Я перестал дышать. Моргнул. Убедился, что с дверью все в порядке, а не в порядке — со мной, и кашлянул, привлекая старухино внимание.

— Мне бы выпить чего-нибудь покрепче, — и добавил на родном языке, — бабуля.

«Бабуля» медленно повернулась в мою сторону. Её глаза превратились в мутные стекляшки, челюсть расслабленно отвисла, и выглядела миссис Чандлер жутковато. Секунд через тридцать жизнь вернулась на её лицо, она пришла в себя и растянула губы в неживой улыбке.

— Не люблю грозу, — хрипло прокаркала старуха. — Что именно вы желаете выпить?

— Виски. Двойной.

Я много чего мог рассказать ей о грозах, ведь физика процесса хорошо изучена, но вряд ли дело было в этом. Старуху испугала вовсе не молния — её испугали часы. Впрочем, и меня тоже. Надеясь, что они не трезвонят таким образом каждые полчаса, я поглядел на огонь в камине через золото напитка, и залпом выпил содержимое стакана. Мне становилось всё больше не по себе в «Тихом углу».

Комната для гостей оказалась мансардной каморкой с узким окном. Дождь приглушённо барабанил по черепичной крыше, гроза утихла и молнии перестали заливать комнату льдисто-голубым светом. Я лежал на высокой кровати, с наслаждением утопая в мягкой перине. Чистое бельё приятно пахло, глаза слипались от тепла и виски. «Да не такая уж она и противная, для английской старушки», — подумал я, засыпая.

— Тиш-ше, разбудиш-шь! — прошипел кто-то прямо над моей головой.

— Нет. А если и — да, какая разница? — ответил ему другой, более чистый голос.

Я попытался открыть глаза и не смог. Веки словно срослись. Руки, ноги, всё тело были окутаны вялым оцепенением.

— Ты ч-что? Нельзя! — прошипел первый.

— Пахнет вкусно. Смотри, какой симпатичный! Хочу! — капризно отозвался второй, женский, голос.

— А ну, вон отсюда!

Мисс Чандлер умудрилась кричать шёпотом. От этого её ледяной тон стал ещё более грозным. Я ощутил два лёгких дуновения воздуха возле самого изголовья, а потом тихо скрипнула, закрываясь, дверь.

Оцепенение исчезло, я рывком сел, спустив ноги на пол и уставился в темноту широко открытыми глазами. Сплю или нет? Холодный пол убедил меня в том, что я всё-таки бодрствую. Торопливо натянув футболку и джинсы, я тихо, на цыпочках, отправился к двери.

Не скажу, что обычная ироничность могла помочь мне в тот момент — взрослый мужик, доктор физико-математических наук, испуганно замирая, крадётся по чужому дому. Мне было настолько не по себе от того, что я не мог найти никакого рационального объяснения своему страху, что желания иронизировать не возникало. Стараясь не обращать внимания на громко стучащее сердце, я наполнялся решимостью спуститься вниз, и выяснить, в чём дело.