Неразведанная территория - страница 13
— По-моему, это твоя мать, — прошептал Байш, протягивая трубку. — Она опять пользуется универсальным номером, хотя звонит по местному. Я проверил.
— Привет, мам, — сказала я.
— Мы все устроили, — сообщила мамуля. — Мы пообедаем с Пердитой в «Мак-Грегорсе». Это на углу Двенадцатой улицы и Лоримера.
— У меня лекция в разгаре.
— Знаю. Я тебя надолго не оторву. Я просто хотела сказать тебе, чтобы ты не беспокоилась. Я обо всем позабочусь.
Мне не понравилось то, как это прозвучало.
— Что ты затеяла?
— Пригласила Пердиту пообедать с нами. Я же тебе сказала. В «Мак-Грегорсе».
— А кто это «мы», мама?
— Просто наша семья, — невинно ответила мамуля. — Ты и Виола.
Ну, по крайней мере она не притащит с собой депрограмматора. Пока.
— Что ты задумала, мама?
— И Пердита спросила то же самое. А что, бабушке нельзя пригласить внучку пообедать? Приходи туда в половине первого.
— У нас с Байшем запланирована встреча в суде в три.
— О, тогда нам хватит времени. Кстати, захвати Байша. Он будет представлять мужскую точку зрения.
Она повесила трубку.
— Придется тебе обедать со мной, Байш, — сказала я. — Прости.
— А что? На этом обеде произойдет какой-нибудь скандал?
— Понятия не имею.
На пути к «Мак-Грегорсу» Байш выложил мне все, что ему удалось узнать о циклистках.
— Это не культ. У них нет религиозной привязки. Кажется, впервые они заявили о себе еще до Освобождения, — тараторил мой заместитель, сверяясь со своими записями. — Хотя есть кое-какие связи с движением за свободу выбора, Висконсинским университетом и музеем Современного Искусства.
— Что?
— Они называют своих предводительниц наставницами. Похоже, их философия представляет собой смесь радикального феминизма с лозунгами защитников окружающей среды восьмидесятых годов. Они вегетарианки и не склонны к юмору.
— Ни шутов, ни шунтов, — подытожила я. Мы остановились у «Мак-Грегорса» и выбрались из автомобиля.
— А в использовании каких-нибудь средств для управления сознанием они замечены не были? — с надеждой спросила я.
— Нет. Зато полным-полно исков против отдельных членов, и все они выиграли.
— По Определению Независимой Личности.
— Ага. А также одно уголовное дело, возбужденное некой участницей этого движения, члены семьи которой пытались ее депрограммировать. Депрограмматора приговорили к двадцати годам, а родственничков — к двенадцати.
— Не забудь упомянуть об этом при мамуле, — сказала я, открывая дверь заведения.
Это был один из тех ресторанчиков, где вьюнок обвивает столик метрдотеля, а в зале повсюду разбросаны островки растительности.
— Его предложила Пердита, — объяснила мамуля, провожая нас с Байшем мимо зарослей к нашему столику. — Она сказала, что большинство циклисток — вегетарианки.
— А она пришла? — спросила я, огибая оплетенную огурцами стойку.
— Пока нет.
Мамуля указала на беседку из роз:
— Вон наш столик.
«Наш столик» оказался плетенным из прутьев сооружением, укрывшимся под шелковичным деревом. Виола и Твидж восседали в дальнем углу под увитой фасолью шпалерой, рассматривая меню.
— А ты что здесь делаешь, Твидж? — спросила я. — Почему ты не в школе?
— А я все равно что там, — ответила она, поднимая свою лазерную доску. — Учусь на расстоянии.
— Я решила, что наша беседа должна касаться и ее, — заявила Виола. — В конце концов ей скоро тоже придется получить шунт.
— А вот моя подруга Кинси говорит, что она не будет его носить. Как Пердита, — сообщила Твидж.
— Я уверена, что Кинси изменит свое мнение, когда придет время, — сказала мамуля. — И Пердита тоже. Байш, не сядешь ли рядом с Виолой?
Байш послушно забрался под шпалеру и уселся на плетеный стул. Твидж потянулась через Виолу, передавая ему меню.
— Отличный ресторанчик, — заявила она. — Тут можно ходить без обуви. — И в доказательство она задрала босую ногу. — А если проголодаешься, пока ждешь свой заказ, можно что-нибудь поклевать. — Крутанувшись на стуле, она сорвала пару зеленых стручков. Один протянула Байшу, второй надкусила сама. — Спорим, что Кинси не передумает! Кинси говорит, от шунта боль еще хуже, чем от растяжения связок.
— А без него боль куда сильнее, — заверила ее Виола, бросив на меня выразительный взгляд, означавший: «Ну вот, теперь ты видишь, что натворила моя сестра?»