Неразведанная территория - страница 29

15 октября. Сегодня опять приходила та девушка. Насморк не прошел, но платное место она получила. Смотреть на нее было одно удовольствие: щегольская форма, туфли с открытыми носками, а лицо обрамляют тщательно завитые кудряшки. Мы все еще убираем мусор после бомбы, и Лэнгби отправился с Алленом за досками для хоров, а потому я спокойно подметал и слушал ее болтовню. От пыли она расчихалась, однако теперь я твердо знал, что с ней.

Она сообщила, что ее зовут Энола и что она устроилась в женскую добровольческую службу: заведует передвижным пунктом питания — из тех, что посылаются на пожары. И пришла она — только вообразить! — чтобы поблагодарить меня за эту работу. По ее словам, когда она объяснила, что при соборе нет настоящего бомбоубежища с пунктом питания, ей поручили участок в Сити.

— Ну и когда я окажусь поблизости, то буду забегать, рассказывать вам, что у меня и как, верно?

Она и ее брат Том все еще ночуют в метро. Я спросил, безопасно ли там, а она ответила, что навряд ли, зато там хотя бы не услышишь ту, которая тебя накроет, а это уже счастье.

18 октября. До того устал, что даже пишу с трудом. Девять зажигалок за ночь и бомба на парашюте, которая грозила опуститься на купол, но тут ветер отнес парашют в сторону. Всего во время моих дежурств я погасил их двадцать, не меньше, и помогал другим гасить их десятки и десятки. Но что толку? Еще одна зажигалка в ту секунду, когда Лэнгби останется без присмотра, — и все насмарку.

Вот отчасти почему меня одолевает такая усталость. Каждую ночь я надрываюсь, исполняя свои прямые обязанности, следя за Лэнгби и стараясь замечать каждую зажигалку. А после спускаюсь в крипту и терзаю себя, пытаясь экстрагировать что-нибудь о диверсантах, пожарах и соборе святого Павла осенью 1940 года, ну хоть что-нибудь! Мучаюсь, потому что делаю слишком мало, но не знаю, что еще я мог бы сделать. Без экстрагирования я так же беспомощен, как бедные люди вокруг, не знающие, что принесет им завтра.

Если придется, буду заниматься тем, чем занимаюсь, пока меня не отзовут домой. Он не сможет сжечь собор, пока я тут, чтобы гасить зажигалки. «Я обязан думать о своем долге!» — сказал Лэнгби в крипте.

А я — о своем!

21 октября. После взрыва прошло две недели, а я только сейчас сообразил, что с той ночи мы ни разу не видели кошки. Под штукатуркой она не погибла. Когда мы с Лэнгби убедились, что там никого нет, то для верности перебрали мусор еще дважды. Но ведь она могла быть и на хорах!

Старик Бенс-Джонс советует не переживать.

— Ничего с ней не случилось, — сказал он. — Немцы могут сровнять Лондон с землей, но кошки высыпят им навстречу всей оравой. А почему? Да потому, что они никого не любят. Половина нас гибнет как раз поэтому. Ночи две назад старушка в Степни погибла, стараясь спасти свою кошку. А чертова тварь отсиживалась в бомбоубежище.

— Так где же наша?

— В безопасном месте, можете не сомневаться. Раз она ушла из собора, значит, нас прихлопнет. Старая примета, будто крысы бегут с тонущего корабля, глубокое заблуждение. Бегут-то бегут, да только не крысы, а кошки.

25 октября. Снова появился турист Лэнгби. Вряд ли он все еще разыскивает мюзик-холл. И опять под мышкой у него была газета. Он спросил Лэнгби. Но тот с Алленом в другом конце города пытался раздобыть асбестовые куртки. Но я разглядел название газеты. «Уоркер». Нацистская рабочая газета?

2 ноября. Я провел на крышах целую неделю, помогая рабочим, на редкость безруким, заделывать дыру, оставленную бомбой. Они просто безобразничали. У края оставили зияющее отверстие, в которое может свободно провалиться человек, и утверждают, что ничего страшного: свалитесь-то вы не на пол, а на перекрытия и «живы останетесь». И не желают понять, что зажигалка там останется незамеченной.

А Лэнгби ничего другого и не надо. Ему даже не придется поджигать собор. Достаточно устроить так, чтобы одна-единственная зажигалка горела без помех до той секунды, когда уже поздно будет ее гасить.

Ничего не добившись от рабочих, я спустился вниз пожаловаться Мэтьюзу. И увидел за колонной Лэнгби с туристом возле окна. Лэнгби держал газету и что-то ему говорил. Когда я час спустя сбежал по лестнице из библиотеки, они все еще были там. Отверстие тоже никуда не делось. Мэтьюз сказал, что мы закроем его досками и будем надеяться на лучшее.