Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич - страница 6

   — А черницу видал?

   — Видел и ея. Зовут её Овдотья, она дочерь Ивана Беляева, сгибшего пять годов назад. За ней присматривает посестрия Егакова да старица Ираида.

   — Она так хороша, как о ней говорят?

   — Как гранёный кубок стекла богемского.

   — Чёрт бы её утащил, энту черницу набожную, — выругался стольник, не оглядываясь, плюхнувшись на стул. — Только дела налаживать стали, а тут то Стёпка Разин чернь баламутит, то большие попы с Милославским удавку на моей шее затянуть хотят.

   — Велика беда. Царь Михаил[41] от Хлоповой глаз отвести не мог. Салтыковы ей зелья подсыпали, она полмесяца животом маялась, в Сибирь сослали. Да и царь Алексей Михайлович, по первой когда жениться собирался, ни о ком, кромя Емфимии Всеволжской, и думать не хотел. Его же воспитатель Борис Морозов к ней служку приставил, та ей косу так стянула на голове в венец, что она во время последних смотрин в обморок упала. И туды ж, в Сибирь со всей роднёй отбыла.

   — Ты мене, Андрюшка, душу не гневи. Я твово отца за первого свово учителя почитаю. Я ведь помню, як царь наш, государь Михайло Фёдорович, лбом на невидимы стены натыкал си, ему бы жене душу излить, а он к Стрешневой, ничего уже и не ощущал. То отец поучал, то бояре. Двоюродный брат боярин Никита Иванович Романов и тот протеву шёл. Тогда он впал в задумчивость и умер от многого сидения, холодного пития и кручины. Ежели какая из привезённых девок государю нашему Алексею Михайловичу приглянетси, всё содею для венчания.

   — Во, во ... Через ту Овдотью Беляеву карачун нам сделают.

   — Ну чему быти, того не миновати. А сейчас вот што. Вернёшься домой, переоденешься. Наденешь кафтан стрелецкого сотника мово полка. Явишься в Казённый приказ, возьмёшь грамоту царя к астраханскому воеводе боярину князю Ивану Прозоровскому[42] и с десятком стрельцов свезёшь. Вор Стёпка Разин Царицын взял, воеводу Тимоху Тургенева саблей порубил. Пущай князюшко поболепствует и поратует вора тово. Особливо царёв флот пущай бережёт. Ты сам там останешься. За корабль «Орёл» и яхту «Царёву» головой ответишь. Савелия Сивого с собой возьмёшь, коли чево — спину прикроет.

Андрей хмурый вышел из вифлиотики. Савелий Сивой ждал у двери.

   — Идём чёрту под топор башку подставлять, можа, веселей будет. — Савелий понимающе заглянул в глаза и, ничего не говоря, последовал за дворянским сыном.

Вот уже второй час, как царевич Фёдор переводил с латинской Библии, сравнивая свой перевод с переводом с греческого, который делала сестра его, царевна Софья[43]. Славянские языки давались ему легче. Симеон Полоцкий следил за их работой.

Царевич не любил сестру. Она была на пять лет старше его и всё время командовала им. Не будь у Фёдора больных ноги, он бы давно подрался с ней, хотя она и была на голову выше его. Из шести его сестёр[44] лишь Софья пожелала научиться большему, чем читать и писать. Особенно сильно раздражало Фёдора, когда Софья приводила примеры из жизни византийских царей, как сёстры помогали править братьям. Ярчайшим её примером была Пульхерия, правившая за Феодосия Второго. На что Фёдор всё время отвечал:

   — По энтому турки и захватили Царьград и всю Греческую землю.

Сегодня Софья переводила намного быстрее брата, и это его злило. Улыбаясь кошачьей улыбкой, она лезла с помощью, когда открылась дверь, и в палату вошёл царь. Массивная фигура Алексея Михайловича двигалась медленно. У него, как и у сына, болели и опухали ноги. Он считал это наказанием Господним за то, что его дед, патриарх Филарет[45], оказался в стане вора Лжедмитрия[46]. Фёдор очень походил на отца, был его маленькой копией. Он старался подражать ему во всём.

   — Фёдор, сегодня большое собрание думы, — медленно и степенно произнёс царь, — ты должен присутствовать.

Опёршись на посох, царевич поднялся из-за стола. Привычная боль исказила красивое детское личико.

Золотых палат в Кремле было три: Большая, Средняя и Малая. В Малой чаще всего встречалась со своим двором царица. Сейчас же, когда царь был вдов, здесь собиралась дума. Свод этой палаты был украшен изображениями дивных птиц среди деревьев и виноградных кистей, и сделан таким искусным образом, что в нём был какой-то чудный отголосок. Даже шёпот отлетал от него и был слышен во всех углах палаты. Посреди свода находился медный лев, держащий в пасти кольцом свитого змея, от которого спускались вниз многие богато украшенные подсвечники. Стены палаты кругом были исписаны изображениями деяний святых и ликами ангельскими. А над резным престолом большая икона Пречистой Девы с Предвечным Младенцем на руках, который как бы благословляет сидящего перед ним. Возле каждой из Золотых палат была тайная комната, из которой можно было наблюдать за тем, что творится в палате. .