Несерьезные архимеды - страница 26

НЕБЕСНЫЕ ТЕЛА. Маленькие метеориты сгорают сами, а большие — все сжигают вокруг себя.

ОЗЕРА — самостоятельные, обособленные воды, не являющиеся частью Мирового океана. Ни с кем не связаны, ни от кого не зависимы, замкнуты в своих берегах. Со временем мелеют и высыхают.

ПРИРОДА ЗЕМЛЕТРЯСЕНИИ. Каждая низменность норовит стать возвышенностью, и это настоящее стихийное бедствие.

РУСЛО. Река еще может поменясь русло, но русло реку не может поменять. И когда река его оставляет, оно остается сохнуть и стариться в своих берегах. Такие русла называют старицами.

СТОЯЧИЕ ВОДЫ. В ветреную погоду чувствуешь себя кораблем, а в безветренную — необитаемым островом.

ТРОПИЧЕСКИЕ ЛЕСА. Пальмы, бананы, лианы, обезьяны, слоны… Но самое ценное в тропиках — это тропинка.

УЩЕЛЬЯ необходимы вершинам, чтобы напоминать им о их высоте и о том, что где-то еще существуют низменности.

ФАУНА. Чем живы верблюды? Только тем, что, бродя по выжженной, голой пустыне, они носят повсюду милый сердцу горный пейзаж.

ХАРАКТЕРИСТИКА ПЛАНЕТ. Планеты не светила, они обычные, земные тела. И только это дает им жизнь, которой лишены светила.

ЦУНАМИ. Во время землетрясений, когда все рушится на земле, моря устремляют к небу свои водяные башни — гигантские строения, возведенные на бедах земли.

ЧЕРТЫ ГОР. Молодые горы выше, острее и круче старых гор, испытавших воздействие ветров, дождей и времени. Высота, острота, крутизна — это ведь свойственно молодости.

ШОССЕЙНЫЕ ДОРОГИ — хорошо проторенные пути, по которым движется большинство человечества.

ЭКВАТОР. Среди параллелей экватор обладает наибольшей широтой. Поэтому ему приходится особенно жарко.

ЮЖНЫЙ ВЕТЕР СИРОККО. Из пустыни Сахары этот ветер приходит в цветущие местности и, сколько может, опустошает их — не по злому умыслу, а по простоте, столь естественной в условиях пустыни Сахары.

ЯКОРЬ. Для того чтоб, не проплыть мимо цели, иногда необходимо пойти ко дну.

Завершив подготовительные работы, Он наконец приступил к настоящему творчеству. Ему хотелось создать Человека, но Он не знал, каким должен быть Человек, а из жизни его взять не мог, потому что в жизни его еще не было.

Но Его это ничуть не заботило. Он был весел и даже беспечен, поскольку твердо верил в Свое всемогущество.

При свете солнца, созданного вчера, Он заглянул в водную гладь, позавчера отделенную от суши, и увидел в ней Свое отражение.

— Ку-ку! — сказал Он и вытянул губы, пытаясь нижней захватить кончик носа. И долго смеялся, потому что это было очень смешно.

Потом Он растянул рот до ушей, слегка даже потеснив их при этом, так что они улезли вверх, освобождая место для новых потешных действий.

Он надул щеки и свел глаза к переносице. Потом щеки втянул, а глаза развел. И, заведя руки за спину, приставил Себе рожки.

В этих занятиях прошла первая половина дня. Увидев, что солнце уже высоко, Он спохватился и стал создавать Человека по Своему образу и подобию.

Глина послушно мялась в Его руках, принимая все более четкие очертания.

Нос приплюснутый. Рот до ушей. И все тело надутое, как мячик.

— Ква! — сказал Человек. И Он понял, что создал лягушку.

Он отбросил лягушку, и она запрыгала по земле, подтверждая свое сходство с мячиком. А Он опять погрузился в работу. Он старательно разминал глину, вызывая в памяти Свой образ.

Вытянутые губы, слившиеся с носом. И рожки на голове, как два пальца, приставленные к затылку.

— Ме-е! — сказал Человек. И Он понял, что создал козла.

И опять Он месил глину, пытаясь придать ей ту единственную форму, которая отличает Настоящего Человека. Он создавал Человека, создавал его по Своему образу и подобию, но образов было много, и в них не было ничего человеческого.

Подобия, одно другого страшней, множились на Земле: ихтиозавры, бронтозавры, мастодонты и стегоцефалы… Но Человека не было среди них.

Кончился день, и наступил вечер, а Он все трудился, ни на минуту не сомкнув глаз. Все спуталось в голове, и Он подошел к воде, чтобы немножко освежить Себя в памяти.

Он посмотрел в воду и не узнал Себя. Усталое лицо, бессонные глаза и борозды на лбу, которых не было прежде. И во всем этом столько опыта, неудачного опыта, который впоследствии назовут мудростью…