Несерьезные размышления о жизни - страница 29

стр.

Глаша поставила еще одну чашку, и бабушка представила Федора гостям. Ариадна с интересом стрельнула в его сторону глазами, а святой отец одарил его скупой улыбкой.

После церемонного обмена любезностями инициативу разговора взяла в свои руки Ариадна. Посетовав на бешеный ритм жизни деловой женщины, она свернула на свою любимую тему:

— В моду опять входят шляпки с вуалями. В сочетании с деловым костюмом они придают женщине кокетливый образ, заставляют нас вспомнить, что женщина — это не только символ современного бизнеса, но и вечная тайна мироздания. В повседневной жизни нам так не хватает таинственной ауры и романтики… Ах, Федор, Вы должны согласиться со мной, — сверкнула она своими черными глазами.

Федор мямлил в ответ что-то невразумительное, видимо, шляпки с вуалями и тайны женского мироздания он представлял себе с трудом.

Эмма Францевна одобрительно кивала, поигрывая бриллиантовым перстнем на пальце.

Отец Митрофаний сидел мрачный. Он воспользовался паузой в разговоре и напустился на Ариадну:

— Дочь моя, мысли твои полны суетности. Красота женщины не нуждается в ареоле таинственности. Господь создал Еву из плоти Адама не для того, чтобы она кокетством возбуждала низменные инстинкты. Она есть продолжательница рода Адамова, а все остальное — от лукавого.

— Вы хотите сказать, святой отец, что женщина — это машина для воспроизведения потомства?! Что женщина — это свиноматка?! Мне претит Ваш мужской шовинизм!..

Не знаю, чем бы кончилась перепалка. Боюсь, их спор мог перейти в потасовку, но в дело вмешалась Эмма Францевна. Она тактично перевела разговор на биографию монаха Авеля.

Отец Митрофаний залился соловьем и поведал, что с юности Василий Васильев мечтал уйти в пустыню на службу Богу. А услышав в Евангелии Христа Спасителя слово: «…аще кто оставит отца своего и матерь, жену и чада и вся имени Моего рода, тот сторицею вся приимет и вселится в царствие небесном», он покинул жену, на которой был насильно женат, и троих сыновей, и пустился в странствия.

Батюшка мог еще долго смаковать житие излюбленного монаха, но нас закусали комары, и аудитория потеряла интерес к его лекции.

Отец Митрофаний откланялся, Эмма Францевна и Ариадна под ручку вплыли в дом, а я вывела на вечернюю прогулку Гошу. Федор вызвался составить мне компанию, и я, скрипя сердцем, согласилась. С одной стороны, вдвоем веселее, а с другой, — мое плечо уже покрылось мозолью.

Гоша резвился в травах, а мы стояли на тропинке и молчали. Федор опирался на трость, но меня держал за плечи на случай внезапной потери равновесия.

— … или отец Митрофаний попадет в расстриги, или из Ариадны получится шустрая попадья, весь приход в свои руки возьмет, — сказал он, продолжая какую-то свою мысль.

Я удивленно воззрилась на него.

— Федя, ты, по-моему, загнул. Они же, как кошка с собакой, ни одна встреча не проходит без словесной поножовщины. Если бы не вмешательство Эммы Францевны, отец Митрофаний лишился бы бороды, а Ариадна — шикарной прически и макияжа.

— Молодая ты еще, Лизавета Петровна, — снисходительно посмотрел он на меня. — Тридцать один — разве это возраст. Поживи с мое, сразу все поймешь.

— Можно подумать, ты старый и мудрый. Сколько тебе лет?

— Тридцать три… А скажи, Лиза, кто такой: узкоплечий мужчина неприметной внешности, который каждый раз приезжает на разных машинах?

— Это Лев Бенедиктович Галицкий, добрый знакомый Эммы Францевны. А тебе зачем?

— Так, интересно… А почему он сегодня пешком пришел?

Мои брови устремились на лоб, так как появления Галицкого я не видела и о его присутствии в доме даже не подозревала. Похоже, Эмма Францевна что-то затевает. Хорошо бы узнать — что? Или мне опять придется участвовать в спектакле, не имея представления о сюжете и распределении ролей. Надеюсь, роль жертвы уготовлена не мне.

— Гоша, пойдем домой! — решительно позвала я и потянула Федора в дом. — Похолодало что-то, как бы дождя не было ночью, — несла я всякую всячину, обдумывая план, достойный Маты Хари.

Я быстренько довела Федора до его комнаты, по пути удостоверившись, что свет горит в будуаре Эммы Францевны. В светелке я переоделась в черные свитер и джинсы, сделала внушение Гоше, чтобы не отодвигал спортивную сумку от лаза, и, соблюдая меры предосторожности, выбралась на улицу по боковой лестнице.