Нэш Блейз в Лавке Чудес - страница 7
Внезапно ночь сменилась вечером.
Посреди поля, переливавшегося невообразимыми оттенками, росло огромное дерево. Оно защищало двух молодых людей от бесшумного, но настойчивого дождя.
— Что там у тебя? — прозвучал негромкий голос.
— Камень, который укажет нам путь, — ответила юная Ния с темно-каштановыми волосами и бесконечно счастливым выражением лица; она медленно разжала кулак и показала холодный грубый камень голубого цвета.
— Камень, который укажет нам путь. Да уж, Самания, ты и вправду никогда не сдаешься, — улыбнулся юноша, приближая свои большие янтарного цвета ладони к ладоням девушки.
Она с явным недовольством отдернула руки.
— Да, я никогда не сдаюсь. Если ты хочешь все бросить, дело твое. Я же буду и дальше верить в нас.
— Я не хотел тебя обидеть, прости, мой свет, — извинился он. У него было открытое смелое лицо, а одна из бровей рассечена шрамом. — Просто я не хочу возлагать надежды на то, чего не может быть.
— Хоакин Даймон. Тебя ведь так зовут, верно? Другими словами, это означает, что все дело в тебе, — возразила юная Ния голосом, который звенел от напряжения. — «Хоакин Даймон» не очень-то гармонирует с «Самания Астор», совсем не гармонирует, да?!
— Ошибаешься. Эти имена созданы друг для друга. Все дело в слове «Темный», которое вообще не звучит рядом со словом «Сияющий».
— Ты говоришь это только для того, чтобы причинить мне боль. Пытаешься понять, когда же я разозлюсь и начну в ответ причинять боль тебе и себе. Почему тебя волнует, под какой звездой я родилась? Я думаю не о том, какой ты, а только о том, кто ты, — на одном дыхании выпалила Ния. Затем горечь исчезла из ее голоса, как по волшебству. — И ты для меня — все. Абсолютно все, — добавила она нежным тоном, каким сознаются в грехе, не чувствуя за собой вины.
Хоакин Даймон, красивый темнокожий юноша с широкими плечами, с которым Нии так хотелось пойти по жизни вместе, нежно провел пальцами по ее волосам и легко коснулся лица.
— Ты права, не имеет значения, как мы родились. Но, к сожалению, имеет значение то, что наша судьба вписана в Календари, и мы не можем изменить ее. Ты бесконечно много значишь для меня, Самания, и я тоже страдаю оттого, что мы бессильны. Единственное мое спасение — не думать о завтрашнем дне даже во сне.
— Как раз тут ты ошибаешься. Ты пытаешься очертить границы там, где их нет и быть не может. Я знаю, что путь существует. Мы оба знаем, что судьбы никогда не известны наверняка, пока они не вписаны в Календари и Книги. Я предлагаю изменить наши судьбы сейчас, пока они еще не внесены туда.
— А камень тут при чем?
— Это не просто камень: это камень, который позволяет выбирать. Кто-то однажды принес его в Лимбию и спрятал во Дворце Печатей. О его существовании почти никто не знает, так что, скорее всего, никто и не спохватится, что его больше нет, — объяснила она, перекатывая камень в ладонях.
— К чему ты ведешь? — нахмурился Хоакин.
— Не думай, это не просто мои домыслы, я многое разузнала. У меня нет твоего Могущества. Но если ты забудешь, кто ты, откуда ты пришел, все изменится. Выбор можешь сделать ты, не я. И этот камень поможет нам. Он тропинка, мост, лодка, которая перевезет нас на другой берег.
В глазах Нии замелькали миллиарды золотистых искорок; казалось, она, которая так не любила яркий свет, вдруг стала сама излучать его.
— Этот камень прибыл издалека, из мира, который вы, Сияющие, называете Миром по ту Сторону Неба, из мира, который дает жизнь всем нам, — продолжала она.
— Из мира людей? Ты все-таки решила надо мной подшутить? Никто не может переступить порог Неба, никто. И ничто материальное не может попасть оттуда сюда… — ответил юноша. Но тут его осенила догадка; она нахлынула на него, словно наводнение, и потопила все прочие чувства: — Ния… Подожди… У тебя… — Он замолчал на мгновение, а затем выпалил: — Есть Дар?
Он прищурился и замер в ожидании ответа. Взгляд его серо-голубых глаз, устремленных в нежные глаза Нии, был ей невыносим.
— Нет. У меня нет, — наконец шепнула она, опуская глаза. — Это у тебя есть Дар, мой хороший…
Ния закрыла глаза, вдруг поняв, что совершила ужасную ошибку. Для этого ей не надо было прибегать ни к какому Могуществу: об этом ей сказал ее глубинный женский инстинкт. Она просто знала, что это так. А еще в этот самый миг она знала, что больше никогда не вернется назад.