НеСказки о людях, случившихся на моем пути - страница 18
– Что теперь делать? – спрашиваю.
– В детский дом сдавать. – Безапелляционный ответ Сергея заставил меня вздрогнуть, а маму достать сигарету и закурить.
– Так не пойдет, – твердо сказала мама, сделав первую затяжку. – Мальчишка неблагополучен. Не учился, говорит плохо, общаться у него явно желания не возникает. В детдоме его съедят. Нужно что-то решать.
– Я хочу забрать его с собой, – брякнула я и тут же поняла, что так оно и есть.
Наверное, надежды в моем голосе было несколько больше, чем нерешительности, потому что Сергей выпил еще одну рюмку и согласился:
– Для Никиты это было бы самым лучшим выходом. Но. Ты не замужем, усыновить тебе его не дадут. Для оформления опекунства нужно слишком много долгой и нудной бумажной волокиты.
– Это я беру на себя, – сказала мама, выпустив облако дыма.
– Давайте, девочки, что я вам могу присоветовать. Свидетельство о рождении его я не только нашел, но и с собой забрал. Это единственный ваш козырь. И еще деньги, конечно. Надеюсь, у вас получиться. Все, мне пора. Телефон мой знаете, держите меня в курсе.
Сергей тяпнул еще одну рюмку на посошок, закусил бутербродом (и как у него цельный кусок хлеба в рот помещается за один присест, ума не приложу) и откланялся, не забыв достать из кожаного портфеля метрику Никиты. А мы задумались.
– Собирай-ка пацана, пошли по магазинам, проветримся, а потом сядем и будем решать, звонить, добиваться, угрожать утюгами и еловыми шишками, – сказала мама, затушив окурок. Возражать я ей не стала.
Хотя в машине работает кондиционер и открыты окна, воздуха не хватает все равно. Душно. От сидений – и то пар идет. Насколько я успела заметить последнее годы это вполне обычное явление в городе.
Никита всю дорогу ведет себя как мышка. С опаской рассматривает пейзажи за окном Опеля, держит меня за руку, а то и вовсе прижимается к моему плечу лбом. Боится.
– Никитка, – говорю, – мы едем в магазин, одежду купить тебе, игрушки… Какую бы ты игрушку хотел? Или книжку? А может быть, ты хочешь ролики или футбольный мяч? Ты скажи только что.
Ресницами хлопает. Не понимает.
– Тогда ладно. Будешь ходить, по сторонам смотреть, что захочешь, сразу говоришь или пальцем показываешь, хорошо?
Кивок. Аллилуйя, я этого добилась! Какая же я молодец!
– Никит, скажи, ты хотел бы уехать из города?
Удивлен. Задумался. Пожимает плечами.
– А со мной? Мне уезжать нужно через несколько дней. Меня ждет два десятка деток и некоторые из них младше тебя. Мы играем, рисуем, разговариваем. Сказки им рассказываю. Будешь все время с ними и со мной. Поедешь?
Ого. Столько лет терпел и на тебе. Капля за каплей по личику Никиты начинают струиться слезы. Их становиться все больше и больше. Ручками меня обнял, развернул мое лицо к себе и плачет. Миленький мой. Глажу его по волосам, шепчу какие-то глупости. Улыбаться еще не научился, но все к этому идет, я думаю. К его тихим всхлипам и моему шепоту через пару минут добавляется еще один звук – монотонный стук в лобовые стекла. Я не обращаю на него внимания.
– Дождь, – восхищенно протягивает мама, не отрывая внимания от дороги. – Господи, лет пять дождя нормального не было и на тебе! И радуга, смотрите!
Мама паркуется на обочине и мы втроем выходим под теплый летний ливень, чтобы посмотреть радугу, огромную, ясную, на все июльское небо.
Иногда достаточно слез одного единственного ребенка, чтобы растопить каменное сердце Солнца.
Иногда мы остаемся
Там было людно и накурено, в том ресторане с дурацким названием «Консенсус». Развеселые подвыпившие компании разливали хохот и смрад по небольшому, столиков в десять, помещению. А он играл Гершвина на стареньком фортепиано. Вытянувшись по струнке, словно старался быть как можно выше и дальше от всего этого. Его искореженные артритом пальцы летали над клавишами – желтые бабочки над бело-черным полем.
Я вошел в дымный зал с первыми аккордами «Summer time». Шел на звуки, пробираясь сквозь туман к невысокой сцене. Я спешил посмотреть на человека, который выжимает из потрепанного инструмента божественные, неземные, волшебные звуки.
Старик тапер в черном фраке, выглядел как-то неестественно среди люда, наводнившего ресторан. Или скорее наоборот, это мы все казались здесь лишними.