Несколько месяцев — целая жизнь - страница 5

Он совершенно забыл родительский запрет, но если бы и помнил, не отказался бы помочь Лесневским. Ведь это его друзья, закадычные друзья.

— Глядите, Петрусь приехал. — На крыльце появилась пани Лесневская и, как всегда, спросила: — Наверно, на одни пятерки сдал? — И, показывая на сыновей, добавила: — Сплошные тройки, даже совестно. Только по физкультуре «отлично».

— У меня есть заграничный комикс, — похвастался Петрек то ли пани Лесневской, то ли старым друзьям. — О Туроке, сыне Утеса.

— Привез?

— Привез. И марки. Целый альбом на обмен.

— Какие?

— Польские и весь мир.

— Космические есть?

— Есть.

— Тогда будем меняться, — решил Лесняк-средний и, подбросив на ладони харцерскую финку, предложил: — Сыграем в «ножички», пока отец не приехал?

Мариан, Славек и братья Лесневские играли красиво, намеренно усложняя, на уровне мастеров. Ни у кого, кроме Славека, не получалась «вилочка» при броске острием к себе, ибо острием от себя мог метать любой профан, а вы попробуйте, как Славек — виртуоз.

— Теперь ты. У меня перекосило.

Первый бросок — «мать» (нож на ладони, острием к себе), после «матери» — «отец» (нож на тыльной стороне кисти, острием от себя), после «отца» — «кулич», после «кулича» — «вилочки», после «вилочек» — хитроумные «пальчики», только после «пальчиков» — самое главное — «стежки».

— Жульничаешь! Не вонзился!

Вонзить надо было без помарок, чтобы лезвие вошло в землю, а черенок не наклонялся. Славек наметанным глазом определял положение ножа и выносил приговор окончательный и бесповоротный:

— Перекос. Отдай следующему!

Кто-то взбежал по ступенькам крыльца… ага, Эля. Только ее не хватало, но вот и она явилась, как всегда.

Ей бы присесть на корточки, полюбоваться турниром, а она лишь остановилась возле них с гордым видом.

— Как поживает Варшава?

— Нормально.

— Перешел без помех?

— Ага.

— А я с похвальной грамотой, — не преминула прихвастнуть Эля, поскольку была трудолюбивой сестрой ленивых братьев и факт этот доставлял ей огромное удовлетворение.

Тут Петрек поднял глаза и обомлел: вместо рыжей, худющей девчонки в трех шагах от него стоял кто-то почти незнакомый. Пожалуй, он не узнал бы Элю на улице: она как-то повзрослела, выросла, ее волосы, которым была обязана своим прозвищем — «Морковка», отливали золотом на солнце.

Лесняк-меньшой, дожидавшийся своей очереди, не понял, почему Петрек медлит, и рассердился:

— Чего ждешь? Бросай!

— Перекос!

Ясно, что перекос. Нож выскользнул из пальцев и шлепнулся плашмя о землю.

Муцек, растянувшийся на солнцепеке, взглянул с упреком, как бы говоря: не берись за игру, недотепа, ведь мы собирались на котлованы, видишь же, что мне скучно. Валяться под забором можно и дома…

— Отец сегодня в первую смену, — сообщила Эля, не заметив произведенного ею впечатления. — Он говорил, что оборвет до конца черешню, когда вернется.

— Петрек уже знает, — перебил сестру старший Лесневский, который перешел в восьмой класс. — А тебя никто не просит стоять у нас над душой. Мешаешь.

— Пожалуйста.

Она обиделась и ушла, деревянное крыльцо загремело от ее быстрых шагов, хлопнула дверь.

— Шуток не понимает. — Сказав это, Лесняк-старшой старательно примерился и метнул нож с вывертом, наверняка, так, что лезвие по рукоятку вонзилось в землю. — Вот как надо бросать. Учитесь, дети.

— Почему же она не понимает шуток? — Петрек не мог удержаться от этого вопроса. С исчезновением золотоволосой мир и игра уже не казались столь увлекательными, как минуту назад.

— Да потому, — загадочно ответил Лесняк-старшой.

— Зачем ее прогнал? — ни с того ни с сего возмутился Мариан. — Мешала тебе?

— Мешала. А ты не лезь. Знаем мы, почему ты ее защищаешь.

— Много ты знаешь.

— А кто вчера вечером играл с девчонками в вышибалу? — В голосе Лесняка-старшого было столько презренья, что уши Мариана запылали. — Раскусили они тебя, не волнуйся.

После этого заявления воцарилась мертвая тишина.

— Чья очередь?

Петрек с минуту повертел финку. Он чувствовал, что мог бы метнуть удачно, если бы золотоволосая смотрела на него, а теперь ничего не выйдет. И действительно, финка упала боком на землю.

— Перекос, — объявил с удовлетворением Лесняк-старшой. — Лопух ты, Петрек.