Несобранная проза - страница 5

– Разве вы играете на скрипке, Елизавета Васильевна?

– Как видите, – ответила она и, доиграв пьесу, продолжала уже мягче и любезнее:

– Здравствуйте… Да, я давно училась на скрипке, потом бросила. Все равно настоящей виртуозкой не буду… Я имею некоторое артистическое тщеславие и самолюбие.

Она положила скрипку на стул и снова начала, чуть медленнее, как часто говорят в сумерках:

– Вы меня извините, Илья Васильевич, может быть, я покажусь вам недостаточно любезной, что ли. Я просто устала. Если вы хотите быть моим другом, вам нужно привыкнуть к мысли, что настроения у меня меняются очень часто.

Тогда впервые мелькнула у Шубкина мысль, что барышня Монт – очень милая барышня. Но раздался звонок и прервал соображения Ильи Васильевича. Елизавета Васильевна, не меняя позы, спокойно проговорила:

– Это мой жених.

– Какой жених? Разве у вас есть жених?

– Оказывается.

– Я никогда не слышал о нем.

– Вот вы не знали и того, что я играю на скрипке, а, между тем, это так. Да и потом, почему вы не верите, что у меня может быть жених?

– Потому, что вы не радуетесь его приходу. – Хозяйка рассмеялась и, не спеша, поднялась со стула.

– Подождите немного, и вы увидите, как я ему рада.

– Он приезжий?

– Да.

– Из Гренландии?

– Нет, почему из Гренландии? – барышня задумалась, потом, словно вспомнив что-то, рассмеялась опять и сказала: – Нет, нет, совсем не оттуда! Курт – это ты?

– Я, – отвечал мужской голос из комнаты, где слышались быстрые шаги. Елизавета Васильевна бросилась навстречу плотному молодому человеку, краснощекому, с приятным и незамысловатым выражением лица. Тот крепко поцеловал ее в щеку, но, казалось, был несколько удивлен ее экзальтированностью. А Лиза обвила его шею обеими руками, склонилась на его широкую грудь и шептала, смеясь и плача в одно и то же время: – Курт, дорогой Курт, наконец-то ты вернулся!

Илья Васильевич откланялся, чтобы не мешать родственному свиданию и, идя домой, убедился точно не только в том, что Елизавета Васильевна Монт – замечательная красавица, но и в том, что он, Шубкин, влюбился в эту девушку. Так как это открытие не принадлежало к числу географических, то Илья Васильевич не сообщил его Васе Петрученке, тем более, что отлично помнил, с каким оскорбительным равнодушием тот принял даже первое письмо норвежской незнакомки.

Положение влюбленного было для Ильи Васильевича дико и непривычно: будто живешь в чужой квартире, или портной обузил платье. Впечатление почти физической неловкости не уменьшалось от сознания, что и он влюбился, как герои стольких прекрасных романов. К тому же он совершенно не знал, как отнесется к его чувствам сама Лиза Монт. Он не знал также, прилично ли исследователю стран быть связанным любовью. Конечно, многие именно от несчастной любви и пускаются в дальние странствия, но редко берут с собою жен или невест.

Свои путешествия он совершал, хотя и с меньшей методичностью, чем прежде, но в Норвегию избегал ездить. Вообще же он ясно заметил, что интерес к географии у него значительно уменьшился, и все больше его внимание сосредотачивалось на небольшом северном королевстве, даже не на всем королевстве, а на светлом доме и квартире, похожей на постановки ибсеновских драм. В сущности, и дом, и Ибсен были не при чем, а привлекала его мысли и чувства белокурая норвежская девушка, у которой есть жених Курт. Не было ничего странного, конечно, что у Лизы Монт есть жених, которого зовут Курт и который лицом, фигурой и, вероятно, характером как раз напоминает норвежских молодых людей. Недоумение и недовольство Ильи Васильевича проистекали исключительно из его чувства, внезапно пробудившегося и вдруг так неожиданно и одиноко расцветшего. Когда он думал о своей любви… нет, наоборот, когда он о ней совсем не думал, ему стало ясно, что одно за другим словно ненужные завесы, всё отпадает: и Норвегия, и путешествия, и светлый дом, и Ибсен, даже сам неприятный жених Курт – и остается только милая девушка с большими руками, спортивной походкой и веселым, неулыбающимся лицом, которую зовут, правда, Лиза Монт, но которая живет преспокойно на Васильевском Острове, куда так просто ходят трамваи № 4 и № 18. Илья Васильевич не замечал, что такой вывод уничтожил все его системы, его изобретения, смысл его жизни и даже как будто порывал связь между ним и Елизаветой Васильевной. Он этого не замечал или не хотел этому верить и решил отправиться на далекую линию уже не как исследователь, а просто как добрый знакомый, как влюбленный человек, порядочность которого не могла быть заподозрена.