Несовместимые. Книга 1 - страница 56

Я невольно сделала воду горячее, когда от этой ужасной мысли по телу поползли мурашки. Не смотря на внешнее тепло, внутри меня был холод, и я практически задрожала. Сейчас самое главное остерегаться подобных навязчивых мыслей. Я должна отодвинуть страхи и бредовые идеи, иллюзии и надежды, чтобы они не стали мне преградой. Сейчас я должна превратиться в камень и идти напролом.

Надев махровый белый халат, какие бывают в отелях, и собрав волосы в полотенце, я вышла из ванной комнаты, тут же столкнувшись с прохладным воздухом в коридоре.

Громко захлопнув дверь, я услышала голос Марты с первого этажа:

— Элла, детка, спустись, пожалуйста!

Я незамедлительно выполнила ее просьбу и через несколько секунд была уже внизу, быстро спустившись по деревянным лестницам, смотря на то, как Марта энергично собирает какую-то сумку. Вся она была облачена в черное одеяние: длинная юбка и свитер, на голове косынка. Я не стала расспрашивать женщину, а просто стояла в центре прихожей, сцепив руки перед собой в замок. Хотя, когда я вижу человека в черной косынке, это автоматически посылает в мой мозг информацию о том, что он похоронил или хоронит близкого. Все мое тело напряглось, и я тяжело сглотнула.

— Элла, милая, — обратилась ко мне Марта с легкой улыбкой на лице. Лишь глаза излучали еле уловимую грусть. — Мне нужно уехать к Эльвире. Сегодня исполняется ровно девятнадцать лет, как не стало их матери. Поедем на кладбище.

Я поджала губы и опустила на мгновение глаза от неловкости. Пальцы напряглись сильнее.

— Да, конечно, — хрипло ответила я, кивая. Больше я ничего не могла сказать.

Марта улыбнулась мне шире и погладила по плечу, снова принимаясь за подготовку.

Я нахмурилась и достала свой мобильник из кармана халата, который не брала вчера в руки целый день. Разблокировав его, мои глаза прочитали дату на экране. Выдохнув и прикусив нижнюю губу, я снова заблокировала мобильник и медленно убрала его обратно в карман.

— Как странно получается, — пробубнила я.

— Ты что-то сказала, Элла? — уточнила Марта, снова оказавшись напротив меня.

Я подняла на нее глаза с пола и облизала губы.

— Как странно получается, говорю. Кто-то в этот день умирает, а кто-то рождается, — с грустью проговорила я.

— Ну, таков круговорот жизни. Мы умираем, нам на замену приходят новые. Все сменяется, и даже люди. А кого ты имеешь в виду?

— Себя. — Я выдала из себя что-то похожее на улыбку. — Сегодня двадцать первое августа. В этот день, девятнадцать лет назад, родилась я, но умерла мама Эдварда и Эльвиры.

— Девочка моя! — воскликнула Марта и вскинула руками. — Я поздравляю тебя с твоим днем! — Не думая больше ни секунды, женщина крепко обняла меня и поцеловала в лоб.

Я ответила на ее объятия и даже улыбнулась сквозь слезы, которые невольно застыли на глазах.

Как жестока эта грань — смерть и рождение. Смерть — слезы и горе, рождение — радость. Смерть — радость, рождение — горе и слезы. Для кого-то потеря близкого невосполнимая утрата, для кого-то радость, ведь отношения не складывались, а наследство осталось. Для кого-то рождение ребенка — предзнаменование счастья, а для кого-то — небывалое отчаяние, ведь он совсем не долгожданный и стал обузой в руках.

Хотя, грани я уже не вижу. Лишь сплошное черно-белое пятно.

— К вечеру я обязательно испеку для тебя торт! — никак не покидал Марту ее энтузиазм.

— Ну что Вы, не стоит утруждаться.

— Что значит утруждаться? — возмутилась Марта, нахмурившись. — Такой день бывает раз в год. В этот день ты родилась. Он должен быть у тебя самым счастливым!

Ну да, можно радоваться этому дню, который с каждым годом делает тебя старше и приближает к смерти.

Иисусе, Элла! И куда пропал весь твой позитив!? Мне страшно от той, кем я могу стать.

— Никаких отговорок! Все! — так неоспоримо настояла Марта, что я даже улыбнулась ее строгости.

Я должна принять ее порыв. По крайней мере, она сейчас единственная, кто рядом со мной в этот день и пытается обрадовать меня.

Брук бы уже в полночь ввалилась ко мне в дом с тортом и подарками. Бабушка бы повела по магазинам и купила все, что ей душе угодно, когда я сама могу выбрать лишь что-то необходимое. Так было и тогда, когда с нами была мама. Она умерла, но традицию бабушка сохранила. Деймон бы все равно называл меня «мелюзгой» и дарил что-то детское, чтобы я не забывала того ребенка в душе. Папа бы просто спросил у меня, что я хочу. Я отвечала: «Хочу поцелуй в лоб и объятий». Но это было перед бабушкой. А так он тайком от нее выполнял мое пожелание и в этот особенный день водил меня на стрельбище.