Несовременные записки. Том 3 - страница 30
Спутником мальчика был плотного сложения мужчина, зеленоглазый и темноволосый. Он недавно достиг возраста Джона Бонэма, непревзойдённого мастера игры на барабане, который умер в 1980 году в возрасте тридцати одного года, а сейчас был предметом их беседы.
— А Джона Бонэма тоже родила мама? Как меня? Да, папа?
— Да, конечно.
— И Джимми Пейджа?
— И Джимми Пейджа.
— И Роберта Планта?
— И Роберта Планта, и Джона Пола Джонса. Всех людей рожают мамы. Так что не спрашивай одно и то же о каждом.
— Понятно, — ответил мальчик и в очередной раз бросил взгляд на отца. — Знаешь, почему я его люблю? Потому что он очень хорошо играет на барабане… Ой, давай пойдём сюда! — крикнул он, когда они оказались на самом краю крутого обрыва, и показал вниз, где неспешно протекал ручей.
— Зачем? — спросил мужчина.
— Затем, что я так хочу, — сказал мальчик — совсем некапризно, просто объясняя мужчине причину своего выбора.
Они осторожно спустились вниз по склону и на минуту задержались у журчащего ручья. Потом мальчик показал вверх, на противоположный край обрыва:
— Давай пойдём туда.
Сейчас им нужно было взобраться на почти вертикальный склон. Крепко взяв мальчика за руку, мужчина стал подниматься наверх, свободной рукой цепляясь за камни, стволы деревьев и пучки густой травы. Довольно скоро они оказались наверху, на тропинке, что тянулась вдоль обрыва между его краем и стеной молодых сосен. Мальчик пошел вправо; пройдя ярдов тридцать, он остановился и обернулся к отцу.
Место, где остановился мальчик, представляло собой крошечную прогалину в форме правильного прямоугольника Стоящие вокруг неё сосны сдерживали порывы холодного ветра, издавая мягкий шелест, а их густые кроны сходились над головой почти непроницаемым сводом.
— Папа, смотри, что я нашёл! — закричал мальчик, не сводя глаз с приближавшегося к нему отца.
— Ну и что же ты нашёл, котёнок? — спросил с улыбкой отец.
— Папа, это будет наш замок, и мы будем жить здесь с тобой, — решительно заявил мальчик, став в центре прогалины. — Я как раз искал такое место для замка. Дествийтельно, это будет наш замок.
— Но почему замок? — спросил отец, не переставая улыбаться. — Может, просто бревенчатый дом?
— Нет, замок, — настаивал мальчик. — Он же стоит в лесу, как настоящий замок.
— А бревенчатые избушки тоже могут стоять в лесу, — продолжал отец.
— Могут, — согласился мальчик, — но замки могут тоже. А этот к тому же стоит на краю обрыва, как настоящий замок… Только он немного непрочный, — добавил он после короткой паузы.
— Надо его укрепить. Иди принеси камней, да побольше.
Его лицо сияло счастливой улыбкой. Мужчина стал рядом с ним, опустился на корточки и взял его руки в свои — они были холодны как ледышка.
— Ты же промёрз насквозь, малыш, — сказал он.
— Да, промёрз, — не стал спорить мальчик. — Но, папа, если мы принесём камней и укрепим его, то внутри станет тепло, так ведь?
— Где же ты видел тут камни?
— Да вот же они, смотри, — сказал мальчик и поднял с земли сухой сосновый сук. — Их тут много вокруг, видишь? Пойдем принесем.
Они двинулись в разные стороны и вскоре вернулись каждый с охапкой мелкого валежника, после чего мальчик принялся выкладывать на земле какую-то замысловатую геометрическую фигуру из принесённых палок, что должно было подразумевать прочную каменную кладку.
— Вот и всё, — сказал он, когда возведение двухмерной структуры на земле было успешно завершено. — Сейчас мы всегда будем жить здесь в нашем замке с тобой, папа. У тебя получился хороший замок.
При этих словах у мужчины дрогнуло сердце — и оттого, что исполнение этой фантазии было совершенно невозможно, и оттого, что мальчик произнес эту похвалу своим обычным, совсем не покровительственным тоном: он был всего-навсего увлечен игрой и хотел, чтобы отец тоже порадовался результатам их работы.
— Котёнок, — едва слышно произнес мужчина. — Хочешь полетать?
Мальчик вскинул голову на голос отца и принялся прыгать от радости, протягивая к нему руки:
— Да, папа! Конечно, папа! Полетай меня!
Взяв сына под мышки, отец подбросил его вверх. Мальчик завизжал от восторга. Затем ещё раз семь он взмывал на высоту добрых десяти футов, задевая головой ветви сосен, и тут же стремительно падал вниз, в руки отца.