Неспортивная история - страница 12
— Работаем, время пошло. — Химичка смотрит на ручные часы, садится за кафедру и углубляется в чтение какого-то детектива.
Беру со стола склянку, встаю, иду по классу. Останавливаюсь возле стола, за которым Маша-Марина сидит.
— Мариша, — отвлекаю ее, потом, наклонившись, говорю шепотом в самое ухо: — Хочешь, я тебе то, что в баночке, на морду вылью, и ты хуже меня сделаешься? Скажу — случайно. Попробуй, докажи…
Выпрямляюсь. Вижу по ее глазам: понимает, что не шучу.
— Ну хорошо, — продолжаю негромко, вполголоса, но так, чтобы слышали те, кто за соседними столами. — Я — ноль без палочки. А ты? На папу своего надеешься? Так, не дай бог, с папой не сегодня-завтра случится что-нибудь? Кто ты такая сама по себе?
Кукла безмозглая. Рожей своей гордишься? — И как бы между прочим, я на этих словах склянку открываю. — Так ведь это тоже не навсегда…
Ох, как она перепугалась! Вся прямо вжалась в стул, будто ее туда вдавили.
— Что ты, Танечка, — заговорила быстро, быстро, — я ведь ничего… Я так… Я пошутила… Извини меня, пожалуйста, я больше никогда… Я ведь из зависти, Таня, только из зависти… Прости меня… Не надо… Я больше…
— Серебрякова, почему ты не на своем месте? Я ведь все вижу. — Это химичка. — Что у вас там за собрание?
— Извините, Инга Максимовна, — говорю. — Марина меня обидела сегодня утром, а теперь решила извиниться.
— Да? — слегка обалдевает химичка. — Очень хорошо… Только можно было бы это сделать и во время перемены.
Пожимаю плечами, улыбаюсь, закрываю склянку и, не глядя на Шитико-ву, иду на свое место.
— Работаем! — наставляет химичка и снова погружается в мир шпионских страстей…
Елена закрывает дверь на ключ, подходит к столу, достает из ящика мой «плэйер» с наушниками, идет ко мне. В классе — никого. Остались один на один после уроков.
— Возьми. — Елена кладет «плэйер» передо мной. — И прошу тебя, больше не приноси его в школу.
— Могу идти? — запихиваю магнитофон в сумку.
— Нет. — Елена усаживается рядом. — Хочу поговорить с тобой, не возражаешь?
Бросаю сумку под ноги, беру пальцы в замок, устраиваю руки на столе.
— Видишь ли, Таня, — начинает проповедь, — я давно за тобой наблюдаю.
Мне кажется, ты себя неверно ведешь… Каждый раз ты почему-то противопоставляешь себя всему классу.
Честно говоря, я не очень люблю спорт, но тем не менее… Он, по-моему, учит другому? Не так?
Молчу. Меня этот «разговор по душам» только раздражает.
— Конечно, я отдаю должное твоим спортивным успехам, — продолжает, — однако разве это основание, чтобы… Ну, хотя бы вчерашний случай после концерта. Неужели ты не понимаешь, что по отношению к твоим же друзьям…
— Кто ты такая? — спрашиваю громко, до боли сжимаю пальцы. — Кто ты такая, чтобы меня учить?
Елена вздрогнула, выпрямилась, лицо стало строгим, холодным:
— Во-первых, почему «ты»? — повышает голос.
— А почему вы мне тыкаете?
— Видишь ли, — прищуривается, складывает руки на груди, — я тебя немножечко старше. А во-вторых, учить тебя — моя прямая обязанность.
— Учите, — соглашаюсь, киваю на доску. — «А плюс бэ сидели на трубе»…
— Но мне бы еще хотелось, чтобы вы людьми при этом стали.
— А я, по-вашему, еще не человек? А кто — человек? Шитикова? Шлепа-ков? Халиков? А может, Шура-пятиэтажный? — Встаю из-за стола. — Да уж если на то пошло… Я в свои четырнадцать такое уже сделала, такое от жизни получила, чего вы, Елена Михайловна, за все свои будущие годы не увидите! Просидите до пенсии в своей средней школе. Для средненьких… Думаете, не понимаю, почему беситесь? Мешаю вам. Да! Потому что я не «средненькая», не из стада! А вам стадом управлять, конечно, легче! Все в одной форме, все одинаковые, все равны…
Тут я заткнулась. Потому что Елена с места встала и будто ударить собралась. Однако нет. Говорит довольно спокойным голосом, только смотрит как-то странно, вроде как впервые меня видит:
— Вот что, Серебрякова… Я вижу, говорить с тобой бесполезно. Не поймешь. Поверь, мне искренне жаль тебя, по-человечески, но, видимо, я ничем не смогу тебе помочь. Печально, я хотела…
— К директору потащите? — перебиваю. — Или мать в школу пригласить?