Неспящие - страница 10

Пингвинихи ненавидели чуть ли не всех на свете. Две из них оторвали от подушки голову сорванца, моего соседа по койке, и держали мертвой хваткой, пока третья разжимала ему рот. И только потому, что мальчишка тайком сунул себе под язык кусочек шоколадки. Они все видели.

Видели и то, что я привык спать с теплой женщиной, которая во сне обнимала меня и целовала в затылок. Которая держала руки не поверх одеяла, а под моей пижамной курточкой. Я вырвал свои руки из их пингвиньих лап и получил затрещину.

Когда гасили свет, я начинал бесшумно водить руками под колючим одеялом. Я пытался нащупать ее тепло. Свою правую руку она обычно просовывала мне под бок и обнимала меня за живот, кончики ее пальцев доставали почти до моего пупка. Свою левую руку она вытягивала вдоль моей спины. Когда я попытался дотянуться до этого места, я врезался локтем в железную спинку кровати. А если попробовать немного иначе? Но у меня все равно не получалось.

На этот раз кит плыл намного быстрее. Я узнавал наше морюшко, хотя берег остался уже далеко позади. Обычно считается, что когда у нас прилив, то в Англии отлив. Я вдруг понял, что это не так. Все происходит одновременно. Мы плыли посредине моря, где волны сталкиваются друг с другом или разбегаются в разные стороны.

Не понимая, где у кита могут быть уши, я подполз к отверстию в его спине и прошептал:

— Фредерик, куда мы плывем?

В ответ — влажный вздох. Я покорно перевернулся на бок и стал смотреть на солнце, показавшееся из-за темной тучи. Чайки у меня над головой заливались раскатистым смехом: «Подумать только, он разговаривает с китом!» Я соскреб со спины Фредерика горсть водорослей и швырнул чайкам в крылья. Мимо!

— Молодой человек, ваше поведение меня крайне раздражает!

Я радостно вслушивался в знакомые строгие нотки моего живого корабля.

— Фредерик, скажи, где моя мама?

— Ну вот! Снова вопросы, вопросы! — забормотал он. — А понимания ни на грош! Куда уж там! Я внимательно следил за ходом ваших мыслей и считаю странным, если не сказать удручающим, тот факт, что вы принимаете меня за кита. Я кашалот, молодой человек, ка-ша-лот! То, что вы считаете моей спиной, на самом деле моя голова. Она составляет третью часть моего тела и вмещает, да будет вам известно, самые большие среди живых существ мозги!

Фредерик не на шутку разобиделся. Его голос стал настолько тонким, что понять его было почти невозможно. Я пробормотал, заикаясь, извинение. Дескать, я не хотел его обидеть. Он выпустил еще один сердитый фонтанчик, но, когда я его погладил, быстро успокоился.

— Что касается вашей матери, — продолжал он уже более уравновешенным тоном, — то сегодня она сбилась с ног, пытаясь вас вызволить. Но поскольку все ее усилия натыкались на стену непонимания, она сама взяла быка за рога. Правда, до этого не обошлось без трагического созерцания водной глади и употребления непозволительных количеств дешевого вина. Ну да ладно, каким родился, таким и пригодился! Главное, к чему это привело, так это то, что сейчас она сидит на краю вашей постели.

Я открыл глаза и бросился маме на шею.

Мне захотелось рассказать ей о пингвинихах, о рядах, о залах и коридорах, о рыжеволосом пацанчике, о запахе. О том, как я впервые остался один, без нее и что я скучал по ней, как никогда прежде. И еще, что кашалот Фредерик знал, что она придет.

— Тише, — прошептала она, — нас могут услышать!

Я прикусил язык и решил отложить свои рассказы на потом. Скоро, лежа на спине в нашей постели, чувствуя рядом ее теплую руку, уже совсем скоро я все-все ей расскажу. А теперь бежать, но только тихо! Наша одежда слишком шелестела, каблуки стучали. Скорей, скорей! До выхода осталось совсем чуть-чуть! Она знала какой-то тайный ход, которым недавно сюда проникла. Еще десять метров, еще пять!

Существо, загородившее нам путь, казалось, в три раза превосходило размерами обычную пингвиниху. Оно обратило к нам свою неповоротливую башку и долго шамкало губами, прежде чем раздалось:

— Alaaaaaarme! La pute et son fils! Alaaaaarme![13]

Двери стали распахиваться, зашаркали ортопедические ботинки. В доли секунды и со сноровкой, которая сделала бы честь любому военному, пять гигантских пингвиних забаррикадировали проход.