Верные слова Высокий Клен сказал, многим они по сердцу пришлись.
Вождь кивнул:
— Так всегда было, Неспящий Мо всякую жертву не примет, ему надо, чтобы была в подношении красота необыкновенная или глубокая, невыразимая тайна. Трудное это дело — красоту и тайну сыскать.
— А не сам ли то Высокий Клен был? — подскочил на месте Быстрый Удар, известный своей горячностью, — Что-то спорить он сегодня горазд!
Спокойно посмотрел на него Высокий Клен, с достоинством. Развернулся к шаману:
— Пусть Взгляд В Глубину посмотрит…
И тут на поляну ужом скользнул Прямой Путь, младший братишка Высокого Клена:
— Я! Это был я!
— Вот! — обрадовался Быстрый Удар. — Не сам — так брат такой же! Небось, дружки его, подлизы, дар похвалили, чтобы битыми не быть, он и рад Мо Руфу показать. А Мо Руф от красы такой враз огонь утратил.
Тут уж все племя зашикало: молчи, мол, Быстрый Удар! Сам-то когда о красоте своих острог пекся? Вечно от тебя и слышно: «Колют — и ладно, а как будут все племена от реки и до самых дальних озер теми острогами рыбу бить, так и о красоте подумать можно». А к Неспящему частенько хаживал — похвалы ждал. Так уж молчи теперь, пусть парнишка за себя сам скажет.
— Я песню пел, — всхлипнул Прямой Путь, — я пел, а он… потух. Видно, нельзя было, не выйдет из меня певец…
И тут над поляной звонко так взлетело:
— Глупость ты сказал, Прямой Путь — не выйдет! — Это Жаворонок На Заре, она у нас первая певунья. — Выйдет, ты только не бросай, да слушай, как учить буду, Неспящему понравится, обязательно! Ты его еще своим голосом разбудишь. А пока мы все тебе поможем. Шаг По Траве, нет ли у тебя новых строчек, Мо Руфа порадовать?
Я смутился, но сказал все же:
— Однажды звезды заглянули в омут…
— Однажды звезды… — запела Жаворонок На Заре.
— …заглянули в омут, — подтянул Прямой Путь.
— Играли в прятки, путали следы, — пело уже все племя, и так красиво выходило, радостно, что, кажется, даже трава осенняя позеленела, солнце как весной заиграло. Я все ждал, что вот сейчас Неспящий лучи примет, вберет в себя — и пробудится. Долго мы пели, долго…
И отступил серый свет, ожила душа Мо Руфа, загорелась, заалела в глубине камня.
А потом слышу, голосов вроде больше стало… и еще больше, и еще — и на поляну вышли люди из других племен: из того что у скал и из того, что за еловой падью, и даже те, что за озером. И Кувшинка моя, вместе с отцом и матерью.
— Цветут кувшинки — души звездных далей на темной глади колдовских озер, — прошептала она, и руку мне в ладонь вложила.
И отец ее ничего, улыбнулся.