Несравненное право - страница 36

стр.

– О чем ты задумался? – Тарскийка смотрела на принца-Лебедя с плохо скрытой тревогой.

– Так, ни о чем. – Эльф улыбнулся. – Но мне пришло в голову несколько замечательных мыслей. Для начала предлагаю называть меня Астени, во-вторых, тебе очень подходит твое имя. Геро – Цветущий Вереск… И потом, так ли уж нам нужно в Кантиску?

Женщина молчала, явно ожидая продолжения. Эанке на ее месте уже излагала бы свое мнение, Нанниэль дала бы понять, что его поведение неприлично, его давняя возлюбленная заранее согласилась бы со всем, что он скажет. Герика выжидала. И это ему отчего-то очень нравилось.

– У меня сто доводов в пользу Эланда. – Астен говорил с не свойственным ему напором. – Там найдется место Преданному. Всадники Таяны просили тебя защитить Явеллу, то есть проход из Таяны в Эланд, а из Кантиски этого не сделаешь. Да и мои познания там будут вполне уместны. И наконец, я все равно туда собирался.

– Но, Астени, – она без лишних слов приняла его просьбу, – ты же обещал вернуться в Убежище.

– Все не так. – Лебединый принц с облегчением рассмеялся. – Брат действительно меня об этом просил, но я ему ничего не обещал. Для себя я все решил еще в тот день, когда ушел Роман.

– Но почему? – Ее вопрос не был ни праздным любопытством, ни данью вежливости. Она хотела знать. И он ответил.

– Потому что я начинаю понимать, что бессмертие похоже на небытие. Я устал от пустоты, от бессмысленности, от покоя. Человеческая жизнь коротка, но она есть, вернее, может быть, если ею распорядиться как следует. А что такое моя жизнь, жизнь моих соплеменников? Ее словно бы и нет. Исчезни мы, никто не заметит. Мы существуем, и опять-таки это касается только нас… А теперь нам выпал шанс прожить пусть коротко, но ярко. Зная, что завтра может никогда не наступить, следует распорядиться своим «сегодня» так, что не будет ни страшно, ни стыдно уходить. Я хочу жить, Герика! Жить, чувствовать, надеяться, сомневаться!.. И все это я найду в Эланде. Мое место там. Ты идешь со мной?

Она не колебалась.

– Конечно. Я никогда не хотела в Кантиску. Клирики, даже лучшие из них, вызывают у меня тоску. Раз я должна стать стражем Явеллы, я постараюсь им стать, хотя не представляю, чем могу быть полезна. С Охотником я ничего не смогла поделать. Кто он был?

– Насколько я мог понять, – Астен взял Герику за руку, она этого не заметила или сделала вид, что не заметила, – насколько я мог понять, прислужники Ройгу могут подчинять себе человеческое тело, с которым со временем срастаются и которое можно уничтожить. Что мы и сделали. Изначальная сущность, скорее всего, уцелела и нуждается в новом материальном воплощении. Сама она, очевидно, проделать это не в состоянии, ей нужна помощь и сила, источник которой, похоже, находится в Тарске. Все начинается именно там, в Последних горах. Всякий раз после поражения Ройгу его приспешники отступают именно туда… А возможно, – Астен наморщил лоб, пытаясь удержать ускользающую мысль, – Ройгу еще и не вступал в игру. Пресловутый Белый Олень, которого уничтожили Всадники, всего лишь его отражение… Сгусток тумана, наделенный малой толикой прежней силы.

– Что же в таком случае сам Ройгу, – в голосе Герики послышалась дрожь, – если даже его образ обладает таким могуществом?

– У меня только одно объяснение, – пожал плечами эльф. – Ройгу – один из первых богов Тарры, каким-то образом не погибший вместе с другими и жаждущий то ли власти, то ли мести… Возможно, он безумен.

– Разве бог может быть безумным?

– Каждая сущность, обладающая мыслями и чувствами, может в известном смысле утратить разум… Я не понимаю другого: почему он так долго выжидал, ведь Светозарные покинули Тарру больше двух тысячелетий назад.

– Тогда почему Всадники и болотница на нашей стороне?.. Они ведь тоже были

– Это еще одна причина, по которой мы должны попасть в Эланд. Что-то мне подсказывает, что там мы найдем ответ… Но ты меня совсем не слушаешь?

– Слушаю, – просто ответила тарскийка, – просто мне совсем невмоготу бороться с этим проклятым предчувствием.

– Что, совсем как тогда?

– Хуже. – Она грустно улыбнулась. – Тогда у меня на сердце лежала жаба, теперь – атэвский эр-хабо.