Нестрашный мир - страница 7
Дорогой Лёва!
Я занимаюсь с Рустамом в учительской. Другого места для занятий в просторном бардаке школы N не нашлось. С одной стороны, это, конечно, неудобно, а с другой – очень познавательно. Потому что за два урока наших занятий к нам заходит за журналами весь учительский состав школы N.
Рустам – это местная достопримечательность. Потому что он «мальчик– Маугли», «детка из клетки» и так далее.
Примерно треть тётенек-учителей (как вы уже догадались, коллектив школы N на девяносто восемь процентов состоит из дам среднего возраста) подходит поближе и доверительным шепотом рассказывает:
– Вы знаете, такое ощущение, что его первые восемь лет жизни держали в запертом помещении… Голого… А пищу пере давали через окошечко…
Иногда они интересуются: «Ну, как он? Есть хоть какие-то успехи?»
Я, конечно, бодро отвечаю, что успехов полно и вообще Рустам у нас ещёвырастетивсемпокажет.
Тогда они (не так бодро) улыбаются, берут свои журналы и уходят.
Некоторые не обращают на нас никакого внимания, как будто нас и нет. В чём-то они правы: я в школе не работаю, а Рустам вообще из ряда вон. Поэтому мы невидимые.
Иные тётеньки, наиболее нам симпатичные, здороваются, улыбаются и не мешают.
Остальные же смотрят на нас с таким выражением лица, за которое я бы не задумываясь лишала диплома педагога-дефектолога.
Одна сказала: «Он же опасен для общества!»
Сама ты опасна для общества, а прежде всего – для детей, с которыми ты общаешься пять раз в неделю по шесть часов.
– Знаете, он одну девочку чуть не придушил. Из четвёртого класса.
Представляю, как мой Отелло, который в свои девять выглядит на дистрофичные пять, душит одиннадцатилетнюю девицу руками, которые даже пластилин размять не могут.
Ещё одна (кстати, супермегапрофессионал со столетним, как минимум, стажем):
– Это что? Школа или дом инвалидов? (Или дом престарелых, если на то пошло.)
Ну и ладно, а мы всё равно имвсемпокажем.
Пожелай нам удачи.
Дорогой Лёва!
Я не могу, когда Костя страдает.
Страдать – это лежать на рояле, засунув палец в рот, и тянуть:
– Маа-хааа… нетааа… Это значит:
– Маша, нет!
В смысле: «Маша, что бы ты мне ни предложила, нет, нет, нет. Оставь меня в покое».
И ещё: «пост!» (то есть поезд метро, хочу поехать домой). Пусть уж лучше ходит за мной и пытается укусить, с этим мы справляемся.
Кусать и бить – это не плохо, это мы так общаемся. Беседуем. Всегда можно перевести в игру. Гоняться друг за другом, например, и играть ногами на рояле.
В самые хорошие дни можно даже потанцевать под музыку («Маха! Песня!») или задуть свечки на торте из конструктора («тортик свечка задуть!»)
Но так долго страдать я не могу!
P.S.
Дорогой Лёва!
Сегодня ходила в школу N заниматься с Настей. Настя – одноклассница Рустама.
И товарищ по несчастью: тоже «детка из клетки», «необу-чаемая» и «опасная для общества».
Как и Рустам, она «учится в первом классе».
Им обоим необходим индивидуальный подход, который учительница при всём желании не может им обеспечить. Настю перевели на индивидуальное обучение, но ей пришлось остаться в классе, потому что учителей не хватает. В начале дня Настя ведёт себя тихо: сидит за партой и рисует домики и людей. Из-за очень плохого зрения ей приходится пригибаться к столу. Потом она подносит свои рисунки к глазам и рассматривает. И рвёт на мелкие кусочки. Это знак. Сразу после этого Настя начинает хныкать и хлопать себя по щекам. Никто не обращает на неё внимания. Она срывается с места и отшвыривает ногой стул. Опрокидывает парту. Разбрасывая всё на своём пути, несётся по классу. Однажды она сорвала со стены доску.
Учительница отводит её в туалет и умывает холодной водой. Этот способ считается универсальным. А что ещё учительница может сделать? У неё целый класс сложных детей.