Нет ночи без звезд - страница 5

стр.

Наверху Бригитта улыбнулась, застонала и вытянула руки, чтобы обнять стоявшего перед нею во сне. Летающий механизм над крышей начал опускаться. Пробравшись в отверстие, он безошибочно отыскал дверь в комнату, где лежала девушка.

Механизмы в пещере загудели громче, потом снова стихли, слышалось только сонное ворчание, будто зверь истратил силы и теперь нуждался в отдыхе. Но работа установки в другом — далёком — утёсе не прервалась. Сигнальный луч усилился, уходил всё дальше и дальше как манящий палец, который должен привлечь помощь в древней, древней войне.

Лугейд открыл глаза и посмотрел на дверь комнаты Бригитты. Он мог лишь догадываться о том, что произошло там. И бесконечно удивлялся, что такое могло случиться в его беспокойные дни. Боги давно ушли, но, кажется, они ещё живы. Как можно быстрее он должен пойти к Месту Власти. Там он найдёт ответ, узнает, что несёт это происшествие его народу.

Он услышал гул голосов вокруг и почувствовал нетерпение. Окружающие занимаются своими мелкими делами. А он уверен, что сегодня здесь побывало небесное существо и принесло жизнь, а не смерть. Об этом часе говорили легенды, обещавшие возвращение Повелителей Неба!

Глава 2

В комнате было жарко. Между приступами боли Бригитта мечтала о том, чтобы погрузить своё разбухшее тело в ручей, который берёт начало у Источника Счастья. Она смутно сознавала, что большинство жителей крепости и Деревни до рассвета ушли в поля, на праздник Лугнаса — праздник урожая. Юлия, которая нянчила ещё её мать, терпеливо сидела рядом, время от времени вытирая лицо Бригитты влажной тканью. В дальнем углу стояла жаровня, от неё доносился запах палёной травы. Когда запах Дошёл до постели, Бригитта закашлялась. Все двери в Доме открыты, все узлы развязаны, чтобы роды прошли легко. Но Бригитта тупо думала, что это не помогло. Разве легко смертной женщине рожать сына бога?

Предыдущие месяцы — как странно все на неё смотрели. Только пророчество Лугейда спасло дом Найрена от чёрного стыда. Бывали моменты, когда она с готовностью взяла бы кинжал и вырезала из тела то, что посеяли в нём чужие силы. Очень трудно был вспоминать золотое счастье сна, хотя Лугейд уверял её, что это был вовсе не сон. На самом деле к ней приходил один из Сыновей Неба.

Теперь она ощущала только боль, а между приступами боли страх, что боль станет ещё сильней. Но, сжимая челюсти, Бригитта молчала. Когда рожаешь сына бога, нельзя кричать.

Тело её снова напряглось. Юлия оказалась рядом. Затем откуда-то возник Лугейд. И его взгляд унёс боль, Бригитта поплыла среди всплесков огня, которые могли быть звездами.

— Мальчик. — Юлия держала ребенка на куске чистой ткани.

— Мальчик, — кивнул Лугейд, как будто никогда не сомневался в этом. — Его зовут Мирддин.

Юлия враждебно взглянула на него. «Имя сыну даёт отец.»

— Его зовут Мирддин. — Друид обмакнул палец в воду и коснулся груди ребенка. — Так сказал бы его отец.

Плечи Юлии опустились. «Ты говоришь о Повелителях Неба, — фыркнула она. — Не стану отрицать, что ты спас мою леди от позора. Но всё же никто в замке не поверил до конца. Его будут называть „сын нелюди“ и рассказывать всякие сплетни.»

— Недолго, — Лугейд покачал головой. — Он первый из своего племени, и благодаря ему вернутся прежние дни. Рассказы о прошлом — не только сказки бардов, предназначенные для развлечения. В них истина. Присматривай за ребёнком и своей госпожой. — И он без интереса взглянул на Бригитту, как будто, выполнив свою миссию, она была больше не нужна.

Юлия снова издала звук, похожий на фырканье. Она занялась ребенком, который не плакал, а лежал спокойно, глядя на неё. В эти первые минуты после прихода в мир он, казалось, полнее отдаёт себе отчёт в окружающем, чем можно ожидать от новорожденного. Нянька, заметив эту странную уверенность, сделала магический знак, прежде чем взять ребёнка. Бригитта тяжело спала.

Юлия правильно определила отношение к Мирддину в раннем детстве. Он действительно был «сыном нелюди», но поскольку вождь признал — по крайней мере внешне — утверждение Лугейда, что его дочь зачала от Повелителя Неба, никто открыто не позорил мальчика. Но и не принимал его близко, как его ровесников.