Неудачный день в тропиках - страница 5

— Ради сына нашего! — причитает Шмаков. — Я люблю его, как своего! И он меня, пусть он скажет, спроси его. Кирюша, — скажи ей, ты ведь любишь меня, скажи ей!

Я стою смирно, лицо мое непроницаемо, и я вижу опущенными глазами розовую лысину Шмакова с разбросанными по ней редкими волосками.

В Алмазове мы прожили шесть лет. Вологолов появился в нашем доме в марте. В июне, на другой день после завершающего экзамена за девятый класс, мы уехали.

Грести было трудно, водоросли цеплялись за бьющие солнцем лопасти весел. На зеленой воде покачивались белые лилии. Антон, перегнувшись, сорвал одну — за ней протянулся толстый вялый стебель — подал, не оборачиваясь, сестре. Лена быстро и бережно взяла цветок. Я видел сзади, как заострились её худые локотки.

В Алмазове Шмаков как‑то разом оправился. Он работал ветфельдшером, не пил, по вечерам и все воскресенья возился с хозяйством, которым мы постепенно обзаводились. Лицо его загорело и теперь не оттеняло своей бледностью розовой лысины. В совхозе его уважали, звали по имени–отчеству — Родионом Яковлевичем, — но когда мы втроём шествовали в клуб, с ним и с моей молодой, не по–деревенски разодетой матерью, раскланивались несколько настороженно.

Местами дно светлело так высоко и отчетливо, что я удивлялся, как мы не задеваем его рулем. Лена вытягивала шею, чтобы первой разглядеть в зарослях камыша вход в реку.

Вливаясь в неподвижную воду плеса, река на солнце чешуйчато серебрилась.

Сын корыстно радовался каждому приезду любовника матери —он видел в этих приездах залог будущей городской жизни. В своих мыслях он давно уже переехал в город, и на жизнь нынешнюю смотрел, как на жизнь прошедшую.

Усыпляя бдительность мужа, мать живо интересовалась хозяйством, к которому прежде была равнодушна. Это вдохновляло его. С энтузиазмом предавался он домашним заботам: копал, полол, поливал, вслух прикидывал, какой славный урожай белой черешни ожидает их в этом году. Понукаемый примером матери, сын с жаром говорил о предстоящем сенокосе, про себя же нетерпеливо отсчитывал дни, отделяющие его от начала волшебной городской жизни. Как было в этом алчном ожидании выкроить минуту, чтобы разглядеть рядом стареющего одинокого человека, которого они, галдя и юродствуя, готовились оставить навсегда?

В очереди на такси стояла старушка. Нам было по пути, и Антон сказал, чтобы она садилась с нами. Торопливо взобралась она на переднее сиденье, пристроила на коленях марлевый узелок.

Вышла она раньше нас. Молодцеватый, в лихой кепочке шофер потребовал с нее полную сумму, выбитую счетчиком. Спеша и приборматывая, отсчитывала она медяки. Шофер доверительно подморгнул нам в зеркало. Долю секунды мы глядели в глаза друг другу, потом я открыл дверцу.

— Идите, бабуся, — сказал я. — Ничего не надо, идите.

Старая женщина растерянно повернулась к водителю. Тот зло сузил глаза.

— Вы, что ли, заплатите за нее?

Я ответил, что он получит ровно столько, сколько покажет счетчик. Шофер побледнел.

— Молокососы, — процедил он и захлопнул дверцу, но поторопился, включая скорость, и двигатель заглох.

Прежде чем мы рванулись с места, я заметил устремленный на меня растроганный взгляд старухи. Каким благородным человеком был я в её глазах!

Человечек с прилипшими к лысине редкими волосами прыгает перед пятнадцатилетним мальчишкой, умоляет не покидать его, норовит поцеловать руку. Лицо подростка бесстрастно, а глаза устремлены на дверь.

Может быть, Антон помнит, как на одном из семинаров у нас вспыхнул спор о тезисе Сократа: «Зло совершается по незнанию». Я молчал тогда, по своему обыкновению, но хмне хотелось верить, что Сократ прав.

Когда мы бежали из Алмазова, мне не было и шестнадцати…

Мать лишь намекнула сыну о предстоящем отъезде. Он понял, обрадовался, но избегал говорить с ней об этом, и даже книги и свои мальчишеские причиндалы отбирал и упаковывал тайком от нее. Стало быть, в душе он понимал, как скверно затеянное им дело, однако трусливо не позволял себе осознать это чувство нравственной брезгливости.

Река сужалась, сдавливаемая лесистыми берегами. Появился слепень — насекомое редкое в наших засушливых краях. Глядя, как садится он на голую руку или борт лодки — с разгону, не выбирая места, будто прилипая — я вслух подивился меткости названия: слепень. Лена, оторвав взгляд от берега, как‑то рассеянно посмотрела на меня и ничего не ответила.