Неукротимый Бру - страница 25

стр.

Она готова была убить его.

Пенелопа была человеком дела. Она всегда составляла план и выполняла его до последнего пункта. Сколько она себя помнила, каждый вечер она составляла список дел на завтра. Очень-очень редко она позволяла себе отступить от расписания. Но с тех пор, как она столкнулась с этим нахалом Бру, расписание она могла спокойно выбросить в окно. Птица снова тоскливо закричала.

— Заткнись, — процедила она, решив наконец, что пора зайти в дом. Скорее всего, Бру сейчас в городе, отбивает себе каблуки на танцах. И может быть, у стены стоит целая очередь девиц, желающих с ним потанцевать. Яростно заморгав, Пенелопа прикусила губу, чтобы подавить внезапный приступ тоски, и, вздохнув, собрала с качалки свои бумаги.

Она сдается. А Уэйнрайты никогда не сдаются.

Пенелопа уныло закрыла папку, и вдруг с дороги до нее донесся знакомый шум. Она подняла голову и увидела, как красный «торнадо» мчится по дороге. Бру! Наконец-то. Медленно выпрямившись, она смотрела, как он подъезжает, и старалась возвратить свое прежнее негодование. Но, к несчастью, почти весь гнев куда-то пропал.

Как всегда со скрежетом затормозив, Бру распахнул дверь и выскочил на асфальт. Увидев, что Пенелопа стоит на пороге, он на мгновение остановился. Наверное, боится, что сейчас я обрушу на его голову свою папку, мрачно подумала Пенелопа, заставляя себя улыбнуться его заросшей физиономии. Она не позволит Бру взять над ней верх. Ни за что.

Бру огляделся вокруг. Потом, видимо поняв, что выхода нет, прошел через площадку и ступил на первую ступеньку крыльца.

— Вы опоздали. — Пенелопа могла гордиться своим профессионально-спокойным тоном. Сказать по правде, ей хотелось сбежать со ступенек вниз и удавить его.

Бру пожал плечами:

— Не управился раньше.

Изобрести что-нибудь новенькое он не потрудился.

— Вы хоть раз слышали, что есть такая вещь — телефон?

Нетерпеливо вздернув подбородок, Бру с вызовом посмотрел Пенелопе прямо в глаза:

— Послушайте, Пенелопа, а нельзя ли подождать с лекцией? У меня был трудный день, и я хочу есть.

— Нет! — воскликнула она, яростно швыряя бумаги в свою сумку, лежащую на перилах. Бру широко открыл глаза, словно она необычайно его удивила, и его верхнюю губу искривила улыбка. — Думаете, я не хочу есть? Уже почти десять часов вечера! Я тоже не ела с полудня! — Сверкая в негодовании глазами, она спустилась на его ступеньку.

— Почему?

— Потому что я вас ждала! Я всю неделю только и делаю, что жду вас, сама не знаю зачем. Мне надо было в первый же день бросить эту дурацкую затею, и если бы не… не… — К собственному ужасу, она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. — Неважно. — Он не должен знать, почему ей так необходима эта работа. Те, кто родился с серебряной ложкой во рту, никогда не поймут цены заработанного нелегким трудом доллара. У Пенелопы дрожал подбородок. Успокойся. Соберись. Успокойся, приказала она себе, сделав глубокий вдох и медленный выдох.

И опять: вдох — ради необходимого спокойствия.

Выдох — избавляясь от бесполезного гнева.

— Я не просил вас голодать, пока меня нет.

— Меня наняли для работы! И я просто пытаюсь… делать свою работу! — завопила она и тут же — совершенно непрофессионально — разрыдалась. Сама ужасаясь своему поведению, Пенелопа зарылась лицом в бумаги.

— О-о, ч-черт…

Стуча сапогами, Бру подошел к ней вплотную и взял ее за руку. Она почувствовала, как он пытается отнять от ее лица бумаги. Пенелопа отвернулась. Конечно, тушь теперь ручьем течет по щекам, подумала она, вытирая слезы концом галстука.

— Эй, — негромко сказал Бру, не выпуская ее локтя. — Ну, не надо плакать, малышка.

В его голосе появилось нечто такое, чего раньше не было. Сочувствие. Понимание. Симпатия. Что-то человеческое.

Пусть оставит свою жалость при себе, со злостью думала Пенелопа. Ей нужно уважение. А этого она не добьется, стоя тут и хлюпая носом, как ребенок. Она не хотела смотреть ему в глаза, заранее зная, что если сделает это, то уткнется лицом в его рубашку и расплачется еще сильнее. Без сомнения, выглядит она ужасно. Нос у нее всегда становится ярко-красным, когда она плачет.