Неупокоенные - страница 15

Думаю, замечала это и Рейчел, хотя ничего не говорила.

Месяца три назад я ездил в портлендскую публичную библиотеку на лекцию. Там двое, ученый и женщина-экстрасенс, дискутировали на тему паранормальных явлений. Честно говоря, находиться там было слегка неловко. Начать с того, что меня окружали люди, изрядная часть которых моется, должно быть, только по особым случаям, а судя по вопросам после лекции, в головах у них сплошная каша из сверхъестественного, где духовному миру отводится лишь скромный пятачок площади, сплошь оккупированной эфемерными существами — ангелами в виде фей, пришельцами и разной нежитью в человечьем обличье.

Ученый рассуждал о слуховых галлюцинациях, которые, по его словам, наиболее типичны для тех, кто обычно распинается о призраках. У людей пожилого возраста, продолжал он, особенно с болезнью Паркинсона, иногда наличествуют симптомы, именуемые телесной деменцией Леви, из-за которой они начинают видеть в пространстве усеченные тела. Это объясняет превалирование рассказов, где якобы увиденные духи видны только до колен, которые как будто подрублены. Фигурировали у него и другие возможные причины «явления духов»: болезни височных долей, разные типы шизофрении и депрессий. В качестве примера он приводил гипнагогические сны, где в промежутках между сном и пробуждением нам порой являются образы, кажущиеся особенно достоверными. И тем не менее, заключил он, одной лишь наукой все известные случаи паранормальных явлений не объяснишь. Слишком уж многое нам неизвестно в работе мозга, в происхождении стрессов и депрессий, ментальных болезней и природе человеческого горя.

Экстрасенс, напротив, была старой плутовкой и лукаво несла всякую чушь, на которую так горазды подобные ей псевдоясновидящие. Она разглагольствовала о существах с «незавершенными деяниями», о спиритических сеансах и посланиях из «потустороннего мира». Кстати сказать, у этой дамы есть своя передача на кабельном канале и бойкая телефонная линия; свой мусор она исправно сыпала на головы бедняг-легковеров в домах культуры и залах общественных приемов по всему северо-востоку.

Она утверждала, что не человек, а именно призраки тяготят и не дают покоя тому или иному месту. По-моему, это вранье. Кто-то мне однажды сказал, что мы сами создаем себе призраков и что, как во сне, каждый из них олицетворяет некую грань нас самих: нашу вину, огорчения, горе. Быть может, это послужит чем-то вроде ответа. Призраки у каждого свои. Не каждый из них сотворен непосредственно нами, но тем не менее в конечном итоге они всех нас находят.

Ребекка Клэй сидела у себя на кухне. Перед ней стоял нетронутый бокал красного вина. Огни в доме были погашены.

Надо было, наверное, попросить, чтобы детектив остался с ней. Тот человек возле дома не объявлялся, была уверенность, что окна-двери в доме надежно защищены, а сигнализация после присланного детективом консультанта работает, должно быть, как никогда, — и все равно с приближением ночи вера в эти меры предосторожности обретала какую-то хлипкость, особенно со всеми этими звуками в старом строении, где поскрипывают доски и сами собой с протяжным стоном открываются дверцы шкафов, в то время как ветер резвится в доме, словно шкодливый ребенок.

За окном над раковиной, разделенным белой рамой на четыре квадрата, стояла кромешная тьма — казалось, ткни сейчас в этот тончайший барьер, и поплывешь сквозь зыбкую черноту пространства во внешний вакуум, населенный лишь нежным аханьем бьющихся о берег волн, тоже невидимых. Не зная, чем еще заняться, она поднесла к губам бокал и аккуратно прихлебнула, слишком поздно обнаружив, что запах у вина затхлый. Скорчив гримасу, она сплюнула вино обратно в бокал и, встав из-за стола, выплеснула жидкость в раковину, после чего открыла кран и струей смыла с металла красные брызги. Затем, нагнувшись, отхлебнула воды и прополоскала рот. Послевкусие почему-то напомнило ей бывшего мужа и то, как он с таким же вот затхлым запахом лез по ночам целоваться, когда брак у них решительно шел под откос. Ребекка знала, что вызывала у мужа неприязнь точно так же, как сама не испытывала по отношению к нему ничего, кроме раздражения; он же в ту пору хотел избавиться от их совместного бремени. Ребекка тогда не хотела уже предлагать ему свое тело и не испытывала даже малейшего остатка влечения, которое некогда к мужу испытывала. Но он, помнится, нашел способ разделять любовь и нужду в сексе. Иногда Ребекка думала, кого же он, интересно, мог себе представлять, когда по ней ерзал. Глаза его иной раз застывали, соловели, и до Ребекки доходило, что, несмотря на физическую близость, муж на самом деле сейчас где-то далеко-далеко. А то вдруг у него во взоре разгоралась злая целеустремленность, и он таращился на жену сверху так, будто секс для него был средством насилия, причинения боли. Любви здесь никакой не было, и теперь, оглядываясь на прожитые годы, Ребекка не могла толком определить, была ли она у них вообще.