Невѣста „1-го Апрѣля“ - страница 33

Въ тотъ моментъ, когда онъ, пообѣдавъ, вставалъ изъ-за стола, неожиданно появился Альбертъ Даранъ, и Мишель испустилъ вздохъ облегченія. Владѣлецъ башни Сенъ-Сильвера рѣшительно усталъ отъ своихъ разговоровъ наединѣ съ Мишелемъ Треморомъ!

Онъ потащилъ вновь прибывшаго въ кабинетъ съ драгоцѣнными обоями и, жалуясь, передалъ ему странную исторію; но эффектъ отъ этого разсказа получился неожиданный. Даранъ разразился хохотомъ, онъ задыхался отъ смѣха.

— Это великолѣпно! — воскликнулъ онъ; — мы сговорились, признавъ, что неблагодарная роль „будущаго жениха“ тебѣ плохо подходитъ и что нужно, чтобы милое дитя тебя избавило отъ скуки долгаго ухаживанія и колебаній, предшествующихъ предложенію… Не такъ ли!…

При смѣхѣ своего друга Мишель закусилъ губу.

— Я, право, совсѣмъ не нахожусь въ шутливомъ настроеніи, — сказалъ онъ довольно холодно. — Мнѣ скучно, тягостно отъ этой нелѣпой исторіи; я тебѣ о ней говорилъ, желая получить совѣтъ. Такъ какъ ты можешь мнѣ предложить лишь однѣ язвительныя насмѣшки, оставимъ это и перейдемъ къ другому. Надолго ты здѣсь, въ Ривайерѣ?…

— На недѣлю, — возразилъ спокойно коллекціонеръ.

И онъ замолчалъ, затѣмъ вдругъ, начиная вновь:

— Почему ты не хочешь жениться на этой молодой дѣвушкѣ?

— Почему? — повторилъ Мишель, разгорячившись совсѣмъ на этотъ разъ. — Но, честное слово, ты сходишь съ ума! Развѣ я когда нибудь имѣлъ намѣреніе жениться? И если бы я его даже имѣлъ, развѣ я былъ бы настолько глупъ, чтобы жениться на молодой дѣвушкѣ, которую я едва знаю и которую не люблю!

— Которую ты не любишь чувствомъ Рюи Блаза или Антони, но…

— Которую я просто не люблю, — отрубилъ Мишель.

— Но, — продолжалъ Даранъ съ той же невозмутимостью, но я не вижу, чтобы было необходимо особенно страстно любить женщину, на которой женишься. Каждый день устраиваются очень разумные браки, гдѣ любовь никого не воспламеняетъ. Это часто самые счастливые…

— Денежные браки!…

— Совсѣмъ нѣтъ. Есть мужчины, женящіеся для того, чтобы имѣть пріятную домашнюю жизнь и детей… Если миссъ Севернъ добрая, умная и къ тому же хорошенькая, а это такъ! и здоровая, я повторяю, я не вижу, почему бы тебѣ на ней не жениться.

Сидя въ креслѣ подлѣ шкафа, переполненнаго фарфоромъ, Мишель отбивалъ маршъ на дубовой стѣнкѣ, не глядя на Дарана и дѣлая видъ, что его не слушаетъ; внезапно онъ повернулся, смѣясь въ свою очередь очень горькимъ смѣхомъ.

— „Мишель“ или „Женатый поневолѣ!“ Плохой водевиль Скриба. Знаешь, что я сдѣлаю? Я уѣду завтра и напишу съ Нордкапа г-жѣ Бетюнъ, пусть объясняется со своимъ сыномъ. Что касается тебя, ты единственный въ своемъ родѣ! Нѣтъ, если есть совѣтъ, въ самомъ дѣлѣ, котораго я не ждалъ ни отъ тебя, ни отъ кого, сознаюсь, то это именно тотъ, чтобы возложить на себя отвѣтственность за смѣшное письмо, написанное отъ моего имени плохо воспитаннымъ школьникомъ и жениться на какой нибудь молодой дѣвушкѣ вслѣдствіе первоапрѣльской шутки.

— Это вовсе не какая-нибудь дѣвушка, — упрекнулъ Даранъ. — Это твоя кузина и это жена, назначаемая тебѣ твоей сестрой. Что же касается письма этого маленькаго животнаго, Клода, оно, честное слово, должно быть не такъ плохо написано, разъ къ нему отнеслись такъ серьезно.

— Ты кажется начинаешь находить, что я долженъ чувствовать себя обязаннымъ Клоду!

— Не невозможно, мой милый, — заявилъ изобретатель эликсира Мюскогюльжъ.

— Но ты согласенъ, во всякомъ случаѣ, что я единственный судья въ этомъ дѣлѣ?

— О, безусловно, — возразилъ Даранъ. — Имѣешь ты извѣстія о г-не Фовель?

— Да…

— Хорошія?

— Великолѣпныя.

— Его воспаленіе гортани?

— Вполнѣ прекратилось.

— Тѣмъ лучше, тѣмъ лучше, адвокатъ не долженъ терпѣть затрудненій изъ-за гортани, чортъ возьми!

Разговоръ продолжался въ тонѣ банально-шутливомъ, затѣмъ наступило молчаніе, и Мишель началъ снова:

— Ты, значитъ, не понимаешь, что я покажу чудовищный эгоизмъ, женясь на этой молодой дѣвушкѣ? Ахъ! если бы мнѣ было двадцать лѣтъ! Можетъ быть, я тогда убаюкивалъ бы себя прелестными иллюзіями, можетъ быть я говорилъ бы себѣ: „она хорошенькая, прелестная, я ее полюблю“. Но мнѣ тридцать, я знаю жизнь; и въ особенности я знаю самого себя. Ясный цвѣтъ лица и прекрасные глаза недостаточны, чтобы мнѣ вскружить голову. Я не влюбленъ въ это дитя; допуская, что со временемъ появится искренняя привязанность къ ней, я знаю, что она не внушитъ мнѣ никогда глубокой, пылкой любви; я знаю, что она никогда черезъ меня не познаетъ страсть, на которую она надѣется, на которую она имѣетъ право надѣяться, которую она, вѣроятно, ждетъ отъ меня.