Неведомые земли. Том 3 - страница 9
Причину же, побудившую престарелого философа Чан Чуня предпринять утомительное многолетнее странствие и проделать путь протяженностью более 10 тыс. км, Хениш разъясняет так:
«Патриарх взял на себя тяжкий труд длительного путешествия в надежде возвысить в глазах властелина дао своей секты».[9]
Правда, маршрут путешествия мудрого китайского старца повсюду проходил по местностям, известным уже на протяжении многих столетий; ранее незнакомых земель он не открыл. Но зато совсем необычным был характер его путешествия. Никогда до него никто не делал и не записывал таких реалистических наблюдений над страной и населением, над климатом, растительностью и т.д. В те времена, когда книги о путешествиях обычно изобиловали фантастическими вымыслами, нелепыми слухами и сообщениями о различных чудесах, строгая деловитость китайского путешественника представляла почти исключительное явление. Его труд кажется поразительно современным благодаря отсутствию прикрас, трезвости суждений, объективности и точности наблюдений. Из литературы XIII в. только книги Рубрука (см. гл. 121) и Марко Поло (см. гл. 126) могут претендовать на такое научное значение.
Образцовой следует признать и точную датировку всех важных этапов путешествия. Таким достоинством отличается и книга Рубрука, между тем как труду Марко Поло эта особенность почти не присуща. Вызывают восхищение также естественнонаучные и этнографические наблюдения Чан Чуня. Он рассказывает, например, что в начале июня 1221 г. наблюдал на реке Керулен полное солнечное затмение, при котором были видны звезды, а позднее отмечает в связи с другим случаем, что, как он выяснил, в тот же самый день в Самарканде было закрыто только 5/6 солнечного диска. Характеризуя географическую широту одного населенного пункта, китайский путешественник отмечает длину тени от какого-то предмета в полдень, когда солнце находилось в зените, и т.д. Для суждения о распространении китайцев и их приспособляемости очень важное значение имеет следующее короткое замечание нашего путешественника, на которое указывал Бретшнейдер. После описания своего прибытия в Самарканд Чан Чунь отмечает:
«Китайские рабочие и ремесленники живут по всем местам».[10] [24]
Путешествие Чан Чуня по Центральной Азии не было научной экспедицией, которая открыла бы новую страну для культурных народов, но тем не менее оно занимает единственное в своем роде место. С современной точки зрения это было первым исследовательским путешествием! Чингис-хан сделал все что мог, дабы облегчить престарелому китайцу его дальний путь, более чем на 50° долготы. Вот что пишет по. этому поводу Правдин:[11] «Никогда в мировой истории, за исключением древнего Китая, где философов иногда жаловали высшими чинами, ни один император не ценил ученого так высоко, как предводитель варваров Чингис-хан ценил даосского монаха Чан Чуня. Его странствие было подобно триумфальному шествию».
Рис. 1. Монгольские пластинки, гарантировавшие свободный проезд. См. S. Rüge, Geschichte des Zeitalters der Entedeckungen, 1881, S. 65.
В мае 1222 г., через 15 месяцев с начала путешествия, Чан Чунь наконец впервые встретился с великим властелином монголов, только что вернувшимся из похода в Индию, где он незадолго до этого одержал полную победу на Инде над храбрым Джелаль-ад-дином, сыном шаха Хорезма (9 декабря 1221 г.). Чингис-хан встретил его словами: «Другие цари приглашали тебя, но ты отказал им, а теперь ты прошел 10 000 ли, чтобы навестить меня. Для меня это большая честь». И позднее великий хан неизменно оказывал Чан Чуню свое высокое внимание.
Характерен первый вопрос, который Чингис-хан за ал мудрецу: «Какое лекарство ты привез мне для долгой жизни?» Китаец находчиво ответил: «У меня есть дао к поддержанию жизни, но нет лекарства для вечной жизни».[12]
Важнейшие беседы между повелителем монголов и Чан Чунем состоялись четырежды в сентябре, особенно серьезные — 15-го и 23-го числа. Великий хан остался весьма доволен и позднее так отзывался о них: «Божественный и бессмертный трижды разъяснял мне дао к поддержанию жизни, и я принял его слова близко к сердцу. Не нужно разглашать их». Итак, беседы проходили в самом узком кругу, причем изречения Чан Чуня записывались. [25]