Невеста авантюриста - страница 17

– А что за вздор насчет этой девушки? Неужели она приходится ему родной дочерью? Она совершенно на него не похожа.

– Я полагаю, это не так. Уверен, это был его искренний благородный жест в память его привязанности к ее тетушке. Кстати говоря, как зовут эту юную особу? Лорд Дрейкотт отказался мне назвать ее имя, чем, надо признаться, немало удивил меня.

– Ее фамилия Хаддон.

Хаверс сделал запись в своих бумагах.

– Мне жаль, ваша светлость. Но боюсь, вы вынуждены будете обременить себя этим имением и к тому же самой мисс Хаддон на срок не меньше шести месяцев, в противном случае вы лишитесь библиотеки.

Квин положил ладони на письменный стол и, опустив голову, смотрел вниз на потертую поверхность стола, обитую красной сафьяновой кожей. Он был намерен распродать имение, перевезти в свой дом в городе все, что хотел сохранить, и, окончательно переехав, обустроиться в Лондоне. Это необычное сочетание весьма успешного продвижения его дел и перспектива осуществления такой долгожданной мести всему уважаемому обществу рождало в нем чувство сладостного предвкушения.

У него были достойные причины, чтобы перенести центр своей деятельности из Константинополя в Лондон, а также весомые основания заняться торговлей и наукой. Теперь же он был вынужден отдавать свое внимание и своим восточным владениям на побережье, и мемуарам своего дядюшки, и своей истинной цели, что ждала его в Лондоне.

Это приводило его в бешенство, однако он держал себя в руках. Стратегия действий дядюшки Саймона была, как всегда, продумана до мелочей. Не было никакого смысла изнурять себя тщетными попытками обойти его волю; ему оставалось только смириться с тем, что он застрял в Дрейкотт-Парк до самой осени. Кроме того, теперь его связывала еще и ответственность за эту нервическую и кокетливую юную девицу, которая своим поведением приводила его в некоторое замешательство. Наконец он решил оставить ее здесь на эти полгода, чтобы она следила за порядком.

– Что ж, я оставлю тебе его, – произнес Квин, как только ему удалось смирить свой гнев. – Вы можете воспользоваться письменным столом, мистер Хаверс. С кем бы вы хотели поговорить первым?

– Думаю, мисс Хаддон. Благодарю, ваша светлость.

Селина сидела на одном из твердых, необитых стульев в пустом зале, спина ее была строго выпрямлена, руки лежали на коленях. Нелепый фартук исчез, густые светлые волосы были убраны в частую черную сеточку. Сейчас она походила на обитательницу монастыря еще больше, чем прежде.

Едва увидев его, она тотчас поднялась со стула.

– Хаверс хочет поговорить с вами первой, Селина.

– Я прошу прощения, ваша светлость, за то, что вы не можете осуществить свои первоначальные намерения, за груз моего присутствия здесь и за то, что размер вашего наследства оказался меньше оттого, что часть его перешла и мне.

Все это звучало как хорошо подготовленная речь.

– Деньги не составляют никакой проблемы, Селина. Это было решением моего дяди и его правом поступать так, как ему угодно, а ваше присутствие в имении ни в коей мере не тягостно мне. Если и кажется, что я несколько недоволен последними распоряжениями своего дядюшки, то исключительно потому, что из-за них были расстроены мои планы.

– Благодарю вас. Очень благородно с вашей стороны ободрить меня, – сказала она, но голос ее звучал безучастно. – Вы будете чувствовать себя здесь неловко, если ваши соседи так и не нанесут вам визита. – Она залилась румянцем, а глаза ее, как и прежде, были опущены. – Тримбл поведал мне эту скандальную историю. Это возмутительно и просто невероятно, что с молодым человеком могли так обойтись!

– То есть вы считаете меня невиновной стороной? – Квин почувствовал раздражение, обнаружив, что ее ответ имеет для него значение.

– Безусловно. Тримбл не стал бы лгать, если речь идет о подобных вещах. Было так великодушно с вашей стороны не раскрыть тайну отцовства ее ребенка.

Эшли пожал плечами.

– Я был юным, не в меру романтичным идиотом, – сказал Квин, заметив ее взгляд из-под опущенных век. – Не стоит обманывать себя, Селина, полагая, что я святой. Вся эта напыщенная позиция высокой морали имела место лишь до того славного момента, когда вдали от двойных стандартов нашей страны я наконец познал все радости плотских удовольствий.