Невеста оборотня - страница 3

— Папа?

Рада понимала, что ее голос дрожит, но совладать с собой она была не в силах.

— Ты ведь слышала ее? Слышала?!

Голос отца был подобен реву разъяренного медведя. Девушке казалось, что ее разорвут на части. Она чувствовала острую боль в районе запястья, за которое держал ее отец, Рада умоляла его отпустить, просила о пощаде, клялась, что в ее сердце никогда не будет места зверю, но глава деревни был неумолим. Будто не слыша крики дочери, он волоком тащил ее за собой. Кинув девушку в холодный темный сарай, он запер дверь и велел сторожить нерадивого ребенка, не отдать ее оборотню, во что бы то ни стало.

На улице смеркалось. Рада провела взаперти весь день, ей дико хотелось пить, но охранники упорно делали вид, что не слышат ее просьбы.

Уже ночью девушка проснулась от чувства, что за ней кто-то наблюдает. Двое мужчин спали, третий стоял поодаль и всматривался в ночное небо, но чувство чьего-то присутствия не покидало деву. В голове вновь зазвучала тихая мелодия. Рада забилась в угол и обхватила себя руками за плечи, сдавливая их с такой силой, что костяшки ее пальцев побелели. Девушка невольно раскачивалась взад — вперед, в голове вдруг всплыли слова дедушки: «Мария часто жаловалась, что слышит музыку… она как полоумная…» — не уж-то я с ума схожу.

Музыка становилась все громче, слезы катились по щекам Рады, в ужасе она ожидала появления зверя. Теперь-то отец точно ей не поверит, не видать ей больше его любви и заботы, а раз так, то и жить ей незачем, все равно она в деревне не нужна никому, все только и делают, что смотрят искоса да перешептываются за спиной.

Рада опомниться не успела, а к ней уже отец бежит, да сильные руки держат, что и не пошевелиться вовсе.

— Глава, сами не знаем, как так вышло, сначала понять не могли, что за звук странный, а как вовнутрь зашли — оторопели. Глядим, забилась в угол, плачет, а сама головой о стену бьется. Уж как подошли к ней, так вконец из ума выжила. Отбивается, орет как не в себе, чтобы зверь проклятый не трогал ее, а как скрутили — приутихла, только все под нос себе шепчет: «Песню свою с собой забери. Песню забери». Мы и знать не знали, что с ней делать. Сразу за вами и послали.

Прошел еще один день. Раду из сарая так и не выпустили, да девушка и сама выходить боялась, как вспомнит гневное лицо отца, так дурно и становится.

Послышались чьи-то шаги, и Радмила услышала знакомый, добрый голос: «Ну, здравствуй внученька. Совсем он тебя замучил, запер бедного ребенка, что ты света белого не видишь. Ну как ты поживаешь, хорошая моя?»

— Дедушка, я наверно обезумела. День ото дня мерещится мне, что голос чей-то слышу, красивый такой, низкий, густой, да слов разобрать не могу, музыка их заглушает. Знаю, что не миновать мне злой участи, но смириться с этим не могу. Как быть-то теперь, дедушка?

— Песня значит… Видать он совсем скоро придет за тобой, да ты не бойся, коли голос теплый, значит неплохой зверь появится, да и коли не полюбишь его, так держать силой тебя не станут — домой отпустят. Помнишь, говорил я тебе, что девушки через семь дней возвращались, так что не лей слезы понапрасну.

Волнения в деревне все нарастали. Люди и не прочь бы отдать девушку, да ведь она дочь главы, а он настроен решительно — не видать зверю добычи. Сам костьми ляжет, а проклятому зверю Раду не отдаст. Все-таки она свет его очей, что как две капли на мать похожа. Та, чьим сердцем не завладела гордыня, та, кто никогда не унывает, как бы тяжело не было, та, кто с благодарностью принимает заботу и любовь близких, та, кто подарит ему внуков.

Глава расхаживал взад и вперед по двору, не зная, что и придумать, лишь бы спасти дочь. Вредить зверю было нельзя, вся стая за него мстить придет. И чем только дед думал, как можно Раду в лес отпустить? С чего столько уверенности, что она вернется?

На окраине деревни раздался женский крик, люди в панике бежали к своим домам. История повторялась — вожак пришел за невестой.

Огромный серый волк медленно направлялся к дому главы, неподалеку от которого стоял старый, ветхий сарай. Сердце замирало при виде этой неспешной, гордой и уверенной походки. Шерсть зверя отливала серебром, глаза вселяли ужас.