Невидимая нить - страница 4

стр.

- Где?

- Да вот! - и Мишка пальцем повел по еле заметному углублению.

- Ага! - закричал Генка и начал по слогам, мучительно и долго, читать слова под ним: «Ли-це-мер, вынь преж-де бревно из твоего гла-за, и тог-да у-ви-дишь, как вынуть су-чок из глаза твое-го…»

- Что это? - спросил он.

- Не знаю, - подумав, ответил Мишка, - хотя слова «вынуть сучок» почему-то подчеркнуты дважды…

- Ну и что? - Генка перевернул последние страницы. Но на них ребята так ничего и не заметили. Генка хотел было уже отложить книгу в сторону, как вскрикнул. На самой последней странице снова оказались подчеркнутые слова: «Ходит по безводным местам, ищет покоя и не находит».

- Как думаешь, Генка, что это?

- Не могу понять. «Вынуть бревно из глаза»… Чушь!

- Может, это аллергия? Смысл-то, кажется, есть. Давай соображать…

- Кажется…- Генка почему-то разозлился. - Ничего мы с тобой не поймем. Надо кого-нибудь спросить.

- Нет! - твердо ответил Мишка. - Будем сами. Мы же договорились: ни-ко-му!

- Тебе проще, - съязвил Генка. - Ты же отличник, в олимпиадах участвовал.

- А тебе кто мешал?

Генка промолчал. Ссора сейчас была ни к чему. Солнце уже скатывалось за лес, и рассматривать в сумерках каргу и книгу было трудно. Генка бережно завернул находку в целлофановый мешочек и спрятал за пазуху. Футляр с бабушкиными очками засунул в карман.

- Слушай, - по дороге домой Генке пришла новая мысль. - Разве верующие играли в карты?

- Много ты знаешь о верующих, - отмахнулся от вопроса Мишка.

- Ну ладно, сам не знаешь, - подколол друга довольный Генка. - А в каком году она написана?

- Кто?

- Книга.

- Тебе-то зачем?

- Давай посмотрим, - не отставал Генка.

Они снова распаковали находку. На первой странице внизу виднелась надпись: Санкт-Петербург. 1810 год.

- Ф-фь-ють! - присвистнул Генка. - Да, наверное, у нас в школьном музее такой старой книги нет. Надо ее отдать Ванькевичу.

- Зачем? - удивился Мишка.

- Он же - директор музея.

- Найдем вторую половину, тогда и отдадим.

- И ты надеешься? - усомнился Генка.

- У нас уже кое-что есть, - стал рассуждать Мишка. - Есть карта с пометкой, есть книга с подчеркнутыми словами. Может, одно с другим связано. Теперь у нас, как уравнение с двумя неизвестными. Узнаем одно - будет проще. Ну, сам поразмысли: можно же это как-то решить? А вдруг? А?

Генка только удивлялся. Мишка есть Мишка. Настойчивый, целеустремленный. Когда в школе формировали бригады на животноводческие фермы, попросил в свою бригаду включить Генку. Говорил: и сосед, и товарищ надежный. А то что Мишка не бросит начатое дело - точно.

Как-то помогал он Генке решать задачу по алгебре. Трудная попалась задача, целый вечер Генка просидел, но так и не довел ее до конца. Затем махнул рукой: мол, завтра спишу у кого-нибудь. Но в шесть утра Мишка поднял его с постели. Принес решение, объяснил. Генка тогда подумал: стоило ли Мишке из-за такого пустяка не спать ночь, да и ему, Генке, не дал досмотреть последний сон… И только потом понял: так может поступать только настоящий друг.

Они завернули книгу и направились в деревню. На закате догорала тонкая пурпурная полоса, на небе вспыхнула первая вечерняя звездочка.

3 июля. Пятница. 18.00

Неразговорчивая бабушка у Генки. В гостях или дома она чаще всего обходилась словами: да, нет, хорошо, плохо… Генка не очень надеялся, что бабушка что-нибудь расскажет интересное, но все же решил попытать счастья.

- Бабуля, - подошел он к ней. - Сядь отдохни. Ты же устала.

- Отчего? - удивилась Матрена Яковлевна такому вниманию внука.

- Ну, как это - отчего? Целый день копаешься в грядках. Спина согнутая. На улице жарко.

- Жарко.

- Ну, посиди со мной.

- Хорошо.

Бабушка Матрена осторожно присела на скамейку, потерла ладонью о ладонь, будто стряхнула пыль, положила руки в подол, повернула голову к внуку.

- Уже села.

Генка только хотел задать свой вопрос и вдруг словно увидел бабушку впервые. Не замечал как-то прежде, что ей уже семьдесят шесть лет: седые волосы стали редкими, глубокие морщины изрезали все лицо - венчиками от глаз к вискам, собрались пучками в уголках губ, на подбородке и шее, нос заострился, глаза глубоко запали в глазницы. И невольно подумал, а какой бабушка была девчонкой? И не удержался, спросил: