Невидимое зло - страница 36

Он понравился мне с первого взгляда. В нем чувствовалось нечто притягательное для женщин. Тогда ему было под сорок, и он не утратил этой особенности, когда ему за пятьдесят. Какая-то сила, скорее защищающая, чем угрожающая, некая уверенность в себе, не перерастающая при этом в гордыню. Широкие плечи, квадратная челюсть и честные, видящие насквозь проницательные глаза. Он меня просто поразил!

Нелс не влюбился, во всяком случае сразу. Конечно, он обратил на меня внимание — в те дни на меня засматривались все мужчины. Он рассказал, как, будучи буром, стал владельцем второй по величине компании Южной Африки, выпускавшей газеты на английском языке. Он рассказал о маленькой газете своего отца в Аудтсхорне, как был одним из пятерых детей, как получил стипендию в Стелленбошском университете, а потом, при поддержке отца, — престижную стипендию имени Джона Сесиля Родса на обучение в Оксфорде. Там он познакомился с Пенелопой, которая заставила его задуматься над несправедливостью апартеида. Они поженились. Ее семья была англоязычной и владела крупным пакетом акций золотых приисков, занимала особняк в Парк-тауне — элитном районе Йоханнесбурга — и с недоверием относилась к африканеру из нагорья Кару. Но вскоре отношения с родителями Пенелопы наладились, и ее отец даже профинансировал его покупку обанкротившейся газетной компании, в которую входили «Дурбан эйдж», «Йоханнесбург пост» и «Уик ин бизнес». Нелсу удалось сделать их прибыльными, и через пару лет он приобрел «Кейп дейли мейл». В то время ему как раз исполнилось тридцать.

Он отвечал на мои вопросы искренне и подробно. Считал, что самым эффективным средством борьбы с апартеидом была пресса, в особенности англоязычная. Он видел свою роль владельца в защите этого голоса оппозиции и здравого смысла.

Я встретилась с ним еще раз. Как может пресса в такой стране, как Южная Африка, быть по-настоящему свободной? А если не может, если его журналистов бросали за решетку за правдивые статьи, то не работал ли он на систему, по-прежнему продолжая выпускать газеты?

Нелс объяснил мне, что я страдаю тем же непониманием ситуации, что и все англоязычные либералы. Я слышала это уже в четвертый раз, и меня это просто взбесило! Мне надоело выслушивать увещевания белых нацистских расистов, и я взорвалась. И тут я вдруг заметила, что он старается подавить улыбку. И не только это — я стала ему интересна. Не как двадцатилетняя блондинка с длинными ногами, но как женщина. Как личность. Это еще больше меня разозлило, но сбило с толку, и я замолчала.

— Извините, — сказал он, — я никак не хотел вас обидеть. Позвольте мне объяснить, что я имел в виду. — Он уставился на меня голубыми пронзительными глазами. — Фатальным пороком режима апартеида, который неизбежно приведет к его падению, является убежденность в своей моральной правоте.

— Но как апартеид может претендовать на моральную правоту? — не удержалась я.

— Это извращенная мораль, которая покоится на извращенном понимании христианства. Но если режим и в дальнейшем хочет претендовать на легитимность, то ему необходимо соблюдать хотя бы видимость справедливости, добра и зла. А для этого нужны независимая судебная система, парламент, где оппозиция имеет право голоса, и свободная пресса.

— Но это несовместимо с правительством, которое избирается подавляющим меньшинством населения, бросает людей в тюрьмы без суда и следствия и пытает их.

— Вот именно! С течением времени эта несовместимость станет все более очевидной, и наконец большинство в Национальной партии уже не сможет закрывать на это глаза. Тогда им придется уступить власть. Добровольно.

— И вы играете свою роль в этом спектакле справедливого правительства?

— Нет, вовсе нет. Именно буры, подобные мне, приведут страну к мирному разрешению всех проблем. Это может занять десять лет, может пятьдесят, но это случится. Независимые судьи, критически настроенные политики, свободная пресса, адвокаты, верящие в справедливость, врачи, которые не будут скрывать характер ран, которые они лечат. Со временем мы убедим сограждан, что, поддерживая апартеид, они не могут считать себя нравственными людьми. Взрыв вокзала им это не покажет и приведет к прямо противоположному результату. А я не хочу видеть свою страну в пламени пожаров революционного кровопролития.