Невинные рассказы - страница 17

Наденька то и дело порхала по комнате и, как нарочно, смеялась иболтала с особенным увлечением именно в то время, когда проходила мимоогорченного поэта. Злую мысль внушил Кобыльникову Сеня Порубин.

– Еще бы не быть веселой, когда душка Прохоров здесь! – процедил онсквозь зубы в одну из минут, когда Наденька была близко него.

Наденька вспыхнула и как будто оступилась.

– Вы это что говорите? – спросила она, останавливаясь перед ним.

– Ничего; я говорю, что не мудрено, что некоторым людям весело: душкаПрохоров здесь! – глупейшим образом настаивал Кобыльников, поигрываяключиком от часов.

– Я надеюсь, однако, что от этой минуты между нами все кончено? – сказала Наденька и тотчас же удалилась.

– Это как вам угодно-с, – говорил вслед Кобыльников, – конечно, сомной расстаться что же значит, когда есть в запасе душка Прохоров!

Обида эта глубоко уязвила крошечное сердце Наденьки, тем болееуязвила, что в упреке Кобыльникова была некоторая доля правды. Действительно, был короткий промежуток времени, но очень, впрочем, короткий, когда Наденька увлекалась Прохоровым. Слишком рано развитыйребенок, она уже мечтала о чем-то; она украшала Прохорова различнымидостоинствами и добродетелями, которые создавало ее детское воображение; она любила уединяться с ним и с большою важностью говорила ему: "Теперь, Прохоров, потолкуемте о вашем будущем!"

Но Прохоров любил только ковырять в носу и говорил с увлечениемединственно о лакомствах, потому что в душе был великий и страстный обжора. Увлечение Наденьки скоро прошло: она была даже убеждена, что никто ничегоне заметил… и вдруг!! Наденька бегала около елки, суетилась и болтала безумолку, но сердце ее работало. Среди начатой фразы она вдруг почувствовала, что нечто теснит ее грудь, что нечто жгучее подступает к ее глазам. Онавырвалась из толпы и убежала во внутренние комнаты.

Кобыльников все это видел, но ничего не понял. Он видел, что Наденькавесела, и понял только то, что у Наденьки, должно быть, башмачокразвязался, если она стремительно убежала.

А Наденька между тем, уткнувшись в подушку, обливала ее горячимислезами. И чем обильнее лились эти слезы, тем мягче и легче становиласьсамая обида, вызвавшая их, тем назойливее и назойливее смотрелось в душуиное чувство, чувство, которое в одно и то же время и заставляло ныть еебедное сердце, и проливало в него целые потоки радости и успокоения.

– Гадкий Кобыльников! – сказала она с последним всхлипыванием, – бедный Митенька! – повторила она вслед за тем, сладко задумавшись.

Елка между тем догорела; по данному знаку дети ринулись на нее всейтолпою и тотчас же повалили на землю; произошло всеобщее замешательство; слышался визг, смешанный с кликами торжества; Сеня Порубин, несмотря насвою хилость и многочисленные изъяны, как-то так изловчился, что успелзапихать в свои карманы чуть ли не половину гостинцев; Прохоров тоже полезбыло на фуражировку вместе с прочими, но ему не удалось достать ни однойпалочки пастилы, потому что дети подкатывались ему под ноги и решительно недавали приняться за дело как следует; да к тому же и няня маленькихПоплавковых без церемонии поймала его за руку и вывела из толпы, сказав приэтом строго: "Стыдись, сударь! такой большой вырос, а с детьми баловатьсяхочешь! еще Машеньке ручку отдавишь!"

Как было бы совестно Наденьке, если бы она видела эту сцену!

Но об ней вспомнили только тогда, когда елки уже не существовало. ПапаЛопатников серьезно обеспокоился и собрался было на поиск за своеюдевочкой, как она появилась сама в дверях залы.

Наденька была несколько бледна, но на вопрос папаши: "не болит лиголовка?" отвечала: "не болит", а на вопрос: "не болит ли животик?" отвечала: "ах, что вы, папаша!" и, вся вспыхнувши, спрятала свое личико наотцовской груди.

– Что же с тобой, душенька? – допрашивал папаша.

– Ах, папаша, какой вы! – отвечала Наденька и порхнула от него всторону.

Во время этого допроса у Кобыльникова как-то все выше и вышеподнималось сердце, и вдруг сделалось для него ясно, что он пресквернуюштуку сыграл, сказавши Наденьке такую пошлость. С злобою, почти сненавистью взглянул он на Сеню Порубина и начал было показывать золоченыйорех, чтоб подманить его к себе, но Сеня словно провидел, что делается вдуше его, и, сам показывая ему целую кучу золоченых орехов, только смеялся, а с места не трогался.