Невозможная музыка - страница 37

Перебравшись на место сына, Наташа сразу повеселела и заговорила о том, как давно не ходила в кроссовках и как же это, оказывается удобно. А потом вдруг взяла и оглянулась. Лилька чуть не всплеснула руками: "Вот что делает! Он ведь все смотрит…"

Она увидела, как мгновенно покраснела мочка Наташиного уха и край щеки и перепугалась за нее: "Это от страха? Или она так разозлилась? Еще стукнет его, а он ведь здоровый. Спортсмен, наверное, — костюм спортивный. Ничего костюм… И сумка…"

— Не сладко нам придется одним в горах, — между тем сказала Иоланта Сигизмундовна, ни к кому не обращаясь. В джинсах и в старых кедах, с каким-то диковинным баулом под боком она казалась Лильке забавной, совсем не похожей ни на учительницу музыки вообще, ни на ту Иоланту, у которой они пили чай из таких тоненьких чашек, что Лилька опасалась нечаянно проткнуть фарфор пальцем.

Кажется, Наташа ничего не услышала. Быстро заморгав, словно только проснулась, она спросила:

— Что?

— Я говорю, что было бы куда спокойней, если с нами был… еще один мужчина, кроме Саши.

Лильку так и передернуло:

— Вот найдем дедушку, будет еще мужчина!

Сразу оторвавшись от окна, Саша спросил с нервным смешком:

— А там что, волки водятся?

— Не припомню… Но мало ли опасностей, кроме волков? К тому же, если вы, конечно, найдете пещеру, придется разбирать камни. Справитесь? Тогда ведь работали взрослые люди.

Постаравшись придать лицу безмятежное выражение, Лилька проговорила:

— А если эти камни кто-нибудь уже разобрал?

— Маловероятно, — откликнулась Иоланта. — Пятеро, оставшихся из нас, — уже старики. Если б вы не заморочили мне голову, разве я полезла бы надрываться?

— Но кто-нибудь из ваших мог же рассказать… Ну, кому-нибудь, — от волнения Лилька начала путаться. — Сыну там… Или еще кому-нибудь…

— И это маловероятно. Если хотите знать, мои милые, в свое время мы дали клятву.

Она сделала нетерпеливый жест, пресекающий Лилькины сомнения:

— Я не хуже тебя понимаю, что любую клятву можно нарушить. Но если б эта пещера с органом была обнаружена, о таком событии раструбили бы все… Как их теперь называют? СМИ. Телевидение, газеты. Нынешнее поколение не склонно хранить тайны.

Явно боясь обидеть ее, Наташа все же мягко возразила, поддержки ради ухватившись за собственную косу:

— Простите, пожалуйста, но не стоит так говорить обо всем поколении. В вашем тоже не было такого уж единства: одни сажали, другие сидели.

Иоланта хрипло рассмеялась. Лилька подумала, что зубы у нее, наверное, ненастоящие. Не могут быть в старости такие же белые, как у нее самой. У дедушки осталось всего несколько. И они были совсем желтыми. Но Лильке все равно нравилось, как он смеется.

— Многие из тех, что сажали, потом сами сидели. Так что мы были не так уж далеки друг другу.

— Вы чувствовали единство с теми, кто вас посадил? — Наташа все еще держалась за кончик косы. — Ни за что не поверю! А с тем, кто предал Генриха?

Иоланта устало вздохнула:

— Не слушайте этот старческий бред. Не было никакого единства, и быть не могло. Даже во время войны… Одни голодали, другие жирели.

— Не вы, да? — Саша взглянул на нее с надеждой.

Вытянув сухую, сморщенную руку Иоланта с гордостью сказала:

— Я, мои милые, полнее и не была.

Приняв их молчаливое уважение, она какое-то время, морща лоб, смотрела в окно, потом с отчаянием воскликнула:

— Бессмысленное предприятие! Я ничего этого не помню. Будто впервые вижу эти места.

— Мы еще не добрались до главного места, — попыталась успокоить ее Наташа. — Вы же не ездили этой дорогой! А там вы, может быть, вспомните.

— А если не вспомните, мы сами найдем! — выпалила Лилька, дав себе зарок не упоминать о картине.

У Иоланты весело подскочили брови:

— Это каким же образом, позвольте вас спросить?

— Сердце подскажет!

— Ах, сердце!

Неожиданно она протянула руку и погладила Лильку по голове. Саша сдержанно поправил:

— Интуиция, а не сердце.

— Боюсь, она тоже не особенно вам поможет.

Но этого он уже не услышал.

— Мам, мороженое несут!

Наташа невольно оглянулась и опять покраснела. На этот раз ее голос зазвучал сердито:

— Саша, имей совесть! У нас же денег в обрез, какое мороженое?