Невозможность речи: Жак Дюпен, Матьё Бенезе - страница 3

Начиная, как бы разрываешь ткань — ткань, в складках которой видел себя убаюканным. Акт письма как разрыв, свирепая схватка духа и тела с неизбежной чередой разрывов, крушений, пожаров. Ставишь на кон всё, все свои доспехи, само вдохновение, считая эту самоотдачу малозаметным, почти пустяковым сдвигом мировых весов. Отрыв, новый захват и, тем самым, новая связь. В лесу мы ближе к лесорубу, чем к одинокому путнику. Ни малейшего простодушного любования. Никаких поднебесных крон, пронизанных светом и трелями птиц. Скорее, кубометры будущих дров. Нам дано всё, но чтобы его превзойти, подорвать, так или иначе уничтожить — уничтожив себя.

В воздухе какие-то коридоры, перила, винтовые лестницы. Так случается, когда не хватает воздуха. Когда слова не хотят отделяться от вещей. И подчеркивают свою смутность, разбитость, зависимость от предметов. Коридоры и перила, ведущие к воздушной портомойне, где безнадежно застрянешь. Бесконечные, переходящие один в другой коридоры, от которых начинает тошнить, как будто объелся на чудовищном лабиринтном пиршестве. В галереях этой воздушной норы обезумевший зверь — а таков каждый из нас — обречен погибнуть при встрече с будущим зверем, которого таит, за которым гонится и в которого, глядя перед собой, слепо целит оружием, не знающим промаха и поражающим лишь его самого.

Примириться с отчаянием этой ночи, чтобы она дошла до конца и вернулась вновь. Буквально сталкивать мир в бездну, где он и есть. В каждом из нас продолжается бой с обманчивым днем, который сменяется крепнущей ночью. От одной ложной зари до другой, столь же ложной, сквозь их последующие обломки и признание этой, опять обманувшей, ясности углубляется та же ночь и виднеется ров, наш путь в ночи. Это ничтожное зарево в небе — призна́ем его необходимость: так нужны огни бакенов, чтобы оценить проделанный путь и шансы добраться до берега. На самом деле, любые слова подводят. Но порой прерывистая цепочка того, что они сулят и что в себе несут, приоткрывает струящееся тело и лучистое лицо реальности, непохожей на ту, за которой они гнались и которую поймали ночью.