Невыносимая жестокость - страница 16

— Чует мое сердце, что вы собираетесь крепко схватить его за задницу.

Сказать, что Мэрилин была чрезмерно шокирована изменой мужа, было бы явным преувеличением.

На самом деле состоявшаяся, а главное, зафиксированная измена была ключевым пунктом ее стратегического плана. Она никогда не питала иллюзий по поводу умственных способностей Рекса. Если говорить честно, она всегда знала, что вышла замуж за редкостного идиота. Единственно, на что его хватало, — это зарабатывать большие деньги. Во всем же остальном… Мэрилин давно рассчитывала, что Рекс выкинет что-нибудь в таком духе, поступив, как обычно — импульсивно и глупо. Но эти игры в железную дорогу…

Мэрилин передернуло. Чтобы успокоиться, она вставила в плейер компакт-диск. Лирическая мелодия Вивальди повлияла на нее благотворно. Тем не менее, неприятные мысли никуда не делись. Рекс поначалу пытался было приобщить и ее к своим железнодорожным играм в «чух-чух-чух», но Мэрилин сочла такой фетишизм неприятным, инфантильным и не слишком возбуждающим. И кроме всего прочего, это было беспробудно тупо.

Впрочем, судя по всему, этой похотливой бабенке, которую Рекс выбрал себе в подружки, все было нипочем. Похоже, она принимала участие в играх в паровозики абсолютно добровольно и даже, пожалуй, находила в них удовольствие и очарование. Именно этого Мэрилин и хотела, и, тем не менее, она отметила в себе нечто похожее на ревность. Она тут же пристыдила себя, вспомнив, что именно благодаря этой корове в кондукторской фуражке она получила все доказательства супружеской неверности Рекса, столь необходимые для выполнения дальнейших этапов ее плана.

Под чарующие переливы «Времен года» она переходила из комнаты в комнату, проводя предварительную инвентаризацию. «Может, сразу и не стоит продавать такую уютную лачужку», — прикинула про себя Мэрилин. Да и вообще ей нравилось жить здесь, в Малибу.

Заметив уголком глаза свое отражение в зеркале с позолоченной рамой, она подошла поближе. То, что она увидела, в очередной раз порадовало ее. Слава богу, и лицо и тело у нее были настоящие, данные ей природой и еще не тронутые ножом пластического хирурга. Может быть, если сравнивать ее с изнуренными диетами вешалками и жердями, которые наводняют Малибу, она покажется несколько «в теле», но, в конце концов, именно такой и должна быть настоящая женщина. Настоящая женщина. Не какой-нибудь там вечный подросток с силиконовыми грудками.

К сожалению, ее муж Рекс никогда не замечал этой разницы. «Тем хуже для него», — со вздохом подумала Мэрилин. Он вполне мог бы получать за свои деньги товар в значительно большем количестве, и к тому же натуральный, без всяких искусственных добавок.

Ее внимание привлек настойчивый металлический скрежет в замке входной двери. Мэрилин осталась абсолютно спокойной. Она прекрасно знала, откуда и почему раздается этот звук. Ее муж пытался попасть в ее дом.

Задержавшись еще немного у зеркала, чтобы поправить прическу, Мэрилин вернулась в холл к парадной двери. Ну вот, так оно и есть: из бокового окна она могла прекрасно видеть Рекса, яростно дергающего дверную ручку. Выражение удивления на его лице постепенно сменилось гримасой раздражения, а потом и дикой злобы. Наконец он собрался забарабанить в дверь кулаком, но все-таки в последний момент сдержался и, выждав еще несколько секунд, заставил себя нажать кнопку звонка.

Мелодичная трель разнеслась по холлу, а затем по интеркому раздался голос Рекса:

— Милая?.. Милая, ты дома?

«Милая», — с презрением повторила про себя Мэрилин. Как же это все буднично, как примитивно, как, мать его, неромантично. Не без отвращения она заставила себя нажать кнопку ответа и вступить в разговор:

— Рекс, отойди от двери. По-хорошему прошу.

— Милая, у меня что-то ключ заедает. Или замок сломался? И вообще… может, поговорим спокойно обо всем?

— Рекс, я же тебе сказала: отойди от двери.

— Милая, я понимаю, что ты расстроена…

Каждая очередная «милая» только подливала масла в огонь ярости, кипевшей в Мэрилин. «Да как он только смел? — шептала она про себя. — Эта воплощенная тупость, ходячая посредственность — и он еще имел наглость изменять мне!»