Незабудки - страница 40

Гаечкина она любила не меньше других, но на этот раз он ее раздосадовал. Сейчас они стоят друг против друга, не способные договориться ясными словами.

Людмила Васильевна вдруг ощутила, что у нее начала дергаться болезненная жилка на виске, и ей очень не хотелось, чтобы кто-нибудь это заметил. Холодно, словно читая диктант, она спросила:

— Так как же должен был поступить муравей? Подумай, Миша.

Гаечкину стало жарко от вопроса, он взглянул на мальчишек, но увидел только розовые пятна вместо лиц. Эти розовые пятна темными пятнышками ртов шептали ему верную подсказку, но он отчаянно пробормотал:

— Пустить…

Молчание было долгим, и Миша сам его прекратил:

— А если не пустит, то какая-нибудь птица унесет ее в теплые страны.

— Какая птица? Какие страны? — Людмила Васильевна сама, как птица, взмахнула руками и уронила указку. — У тебя кавардак в голове, Гаечкин…

Сквозь пелену в глазах новая двойка в дневнике подпрыгивала и гримасничала, и Мишка перестал на нее смотреть.

Это была вторая двойка. Первую ему поставили за веселую зубастую лошадь в тетрадке для чистописания. И когда он стал понемногу придумывать, что сказать бабушке, румяный толстячок вдруг сказал:

— Он все врет. Вчера он мне наврал, что у него ботинки скороходы.

Весь класс засмеялся, а Людмила Васильевна поправила:

— Не врет, а обманывает…

Домой Мишка брел не торопясь. Листья уже не летели со звоном по ветру, а покорно лежали под настойчивым дождиком, втоптанные в землю. Людмила Васильевна догнала его и спросила:

— Ну-ка, покажи свои скороходы, — и, взглянув на Мишкины ботинки, сразу определила: — Так ведь они женские.

«Чепуха, — подумал Мишка, — женскими бывают только платья и юбки». Сейчас его больше интересовало, куда подевались птицы, кричавшие вчера над лесом, и он догадался правильно: они улетели на юг.

Мишка рос в бабьем царстве. В небольшом форштадтском домике, разделенном дощатыми перегородками на несколько комнатушек, жили тогда он, мама, бабаня, коза Милка и кошка Нюра. А в соседях у него тоже была девочка, его ровесница Флюра.

Маму он видел только по вечерам и по воскресеньям. Когда она возвращалась с работы, чаще всего он был уже в постели и, согреваясь под пахнущим телесным теплом одеялом, смотрел на ее усталое и красивое лицо в свете вечерней лампы. Он смотрел, улыбался, и так засыпал.

Бабаню он тоже, конечно, любил, но они были вместе целыми днями, а разговоры с ней получались какими-то досадными. Спросит он:

— Бабаня, а почему редиска снаружи красная, а внутри — белая?

— Так, сынок, бог сотворил. Ты бы шел да умылся, как следует. Вон уши-то! Ты ими что, грядку оглаживал? Иди, говорю, умойся, а то бог возьмет да накажет.

— Ну, как накажет? — дерзил Мишка.

— Картошки в ушах насадит, вот как!

Все бог, да бог у нее. А им еще в первом классе строго-настрого сказали: никакого бога нет. На самолетах, мол, все небо обрыскали — нет нигде. Но бабаня, она упрямая, возражает:

— А может, он на луне?

И не знает, что всю луну в телескоп осмотрели.

Коза Милка была просто скучной белой козой, кошка Нюра снабжала котятами всю улицу и только этим была занята, а вот с Флюрой у Мишки была тайная дружба. Тайна тут была необходима. Настоящими-то Мишкиными друзьями были пацаны с улицы. И они не знай как задразнили бы его, прознай про это.

Флюра, светловолосая и голубоглазая татарочка, очень любила выдумки, но выдумывать сама как бы ленилась. А Мишка, напротив, хотя и перешел с грехом пополам в третий класс, запросто превращал несколько брошенных на просушку горбылей в трехмоторный бомбардировщик и, главное, уважая девчоночью слабость, позволял Флюре брать с собой в полеты куклу Розу, и не слишком круто пикировал на фашистские танки. Симпатия между ними в общем была взаимной.

Конечно вряд ли эта тайна осталась бы тайной для вездесущих и пронырливых мальчишек, но дело в том, что между их дворами не было забора. По меже, правда, рос крыжовник, и Мишкины родители обирали его с одной, а Флюрины с другой стороны. Наигравшись с пацанами, он пробирался из своего двора к Флюре, и подолгу они сидели на согретых за день досках старого кривого крыльца.