Незавершенная революция - страница 9

стр.

Что касается Новгородско-Псковской земли, то сам разговор о ней в контексте Великороссии и великорусской народности сегодня может вызвать протест.

Во-первых, это земли самой что ни на есть исконной, то есть, «малой» в понимании Стороженко, Руси, а не позднеколонизированной «великой». Более того, именно здесь впервые возникла сама ее древняя государственность, которая по мере продвижения варяжской дружины и династии сдвинулась на юг и утвердилась в Киевской Руси. С этой точки зрения надо оговориться, что Новгород включается в категорию «великой», а не «малой» Руси по основаниям не историческим, а этнотерриториальным, так как его территория и население позже инкорпорировались в этническое пространство Великороссии, а не Украины или Беларуси.



Во-вторых, Новгород был многовековым геополитическим антагонистом Москвы. И учитывая как это, так и то, что их политическая, да и не только, культуры были полной противоположностью друг другу, можно возмутиться — на каком основании Новгород, загубленный Москвой, включается в Великороссию, являющуюся детищем и продуктом последней? Не правильнее ли говорить о Новгородской Руси как отдельной, несостоявшейся, точнее, пресеченной линии развития Руси?

И это тоже отчасти верно, но только отчасти. Принципиальное, одно из важнейших именно для политической природы качеств Новгорода, которое было решительно выбраковано Московией в Великороссии — это его республиканский характер. Русская северная Венеция, олигархическая республика, являющаяся частью единого торгово-культурного пространства с Ганзейским союзом, и при этом торгово-колониальная империя, пираты которой — ушкуйники — первыми со стороны русов стали проникать в Поволжье и на Урал, окончательно канула в лету после подчинения Господина Великого Новгорода Великим Княжеством Московским. Однако именно это подчинение привело к трансформации последнего во многих отношениях, в итоге которой и родилась в дальнейшем Великороссия, Россия. Новгород таким образом можно сравнить с матерью ребенка, но не женой его отца, а плененной и изнасилованной наложницей, генетику и обрывки культуры которой впитал в себя ребенок, воспитанный как сын ее хозяина, давшего ему имя и род.

Начнем с того, что, как показал современный (недавно умерший) русский археолог, историк и лингвист Андрей Зализняк, великорусский язык родился из смешения двух наречий — центральнорусского как части лингвистического континуума единой Руси и восточного славянства, и новгородского, северорусского, согласно реконструкциям на основании многочисленных раскопанных берестяных грамот, имевшего либо праславянскую основу, либо тяготевшего к западнославянской группе языков. Казалось бы, как покоренный Новгород мог оказать такое воздействие на язык государства — победителя? Но тут надо иметь в виду два фактора. Во-первых, инкорпорация Новгорода в Московию происходила не сразу. Его разгром в 1569–1570 гг. Иваном IV стал лишь финальной фазой поглощения, начался же этот процесс при его деде Иване III, который в 1477–1479 гг. не просто сделал Новгород провинцией Московии, но и впервые стал принудительно переселять в нее новгородцев, включая их культурную элиту. Таким образом, этот процесс растянулся почти на век, что для того времени (да и сейчас) является достаточно большим сроком. Во-вторых, новгородские горожане очевидно отличались больши́м уровнем культуры, чем московиты, выступив таким образом в качестве своего рода культуртреггеров в Московии, особенно в контексте тех процессов, о которых будет сказано ниже.

При сопоставлении общественно-политических реалий Новгорода и Москвы обычно имеется в виду, что первый был республикой, а вторая — княжеским самодержавием. Это правда, но не вся, так как в ту эпоху помимо власти политической существовала власть церковная. И тут получается интересная история. В восприятии современных людей республика идет в комплекте со светскостью, а монархия с клерикализмом, особенно, когда речь идет о Московии. Однако тогда все было во многом наоборот. Хотя кафедра великорусского митрополита была во Владимире, а с XV века в Москве (у малорусского — фактически в Вильнюсе, статусно — в Киеве), власть его не распространялась за пределы церковных вопросов, в то время как власть великого князя была почти неограниченной. А вот в Новгороде все было ровно наоборот — власть призываемого князя была весьма ограничена, а вот местный архиепископ в жизни республики играл едва ли не ведущую роль. Правда, была одна особенность — архиепископа в Новгороде избирало местное Вече, после чего митрополит Московский должен был «поставить» его, что происходило автоматически. Но первое, по-видимому, только придавало ему силы, а вот в отношении второго предпринимались попытки изменить это положение вещей, получив от Константинополя известный современным читателям «томос».