Незавершённый уход - страница 50

Туннель! Он не имел четкой границы, но в то же время его граница была определена весьма однозначно, что бы можно было сказать, что это туннель, а не что-то иное. Да это же сушумна! Он воочию видит и осознает сейчас сушумну. Как он сразу не догадался? Сушумна! Но вот где он находится? В какой ее части? Внезапно путь начал проваливаться. Появилось ощущение того, что он куда-то падает, падает с огромной скоростью вниз. Тьма усилилась, тени начали оформляться в образы и тут он начал видеть.

Толи изнутри себя, толи на поверхности границы туннеля как на экране, толи в двух местах сразу он начал ощущать движение и внезапно все размытые до этого тени начали становится образами, а образы….

Он начал видеть!

Вначале все было очень не четко, затем он как бы сливался с образами и обстановкой, становился неотрывной частью всего действа, при этом двигаясь по туннелю дальше и дальше. Ни на мгновение не останавливаясь. И это двойственное ощущение себя одновременно и внутри туннеля и внутри действа, что проецировалось на его поверхность, как бы снаружи его, было просто потрясающим.

И тут он осознал. Да это же он сам! Он видит себя во множестве проявлений прошлых рождений. Огромная череда, цепочка рождений и не было им никакого начала. Это было и множество животных форм жизни и растительных. Разные планеты, вселенные, временные циклы. Все это проносилось в его сознании, которое, сейчас находилось в туннеле, вернее считало, что находится в нем, и одновременно снаружи его. В его сознании, отождествляющим себя со всеми этими потоками жизней, что подобно лицедею, играющему на сцене театра или в фильме спроецированным каким-то невидимым кинопроектором на поверхность туннеля. И оно, сознание в то же время, оставалось его индивидуальным сознанием, все еще считающим себя Василием, но уже готовым отказаться от этого своего воплощения, которое было столь мило и дорого ему прежде.

Однако, полной концентрации не было и полной фиксации на действах тоже не было. Просто ощущение, бесконечное ощущение, того, что все это когда-то происходило с ним. Одновременно с этой бешеной прокруткой сцен и действий мириады жизней шло, как бы освобождение от всего этого. Оно проявлялось, с одной стороны в чувстве полного отстранения от сцен происходящего, с другой стороны в ощущении того, что все эти фильмы жизней стираются, подобно пленке, которую можно отмыть от эмульсии. С начало шло быстрое переживание без фиксации, затем шло чувство полного отстранения, затем ощущение стирания и освобождения.

Фиксация начала наступать позже. Вернее она начала усиливаться по мере просмотра самых недавних жизней. Причем, погружение в сюжет становилось все более явственно и ощутимо. Вскоре, однако, Василию стало просто невыносимо, терпеть все эти жизни, всю эту кутерьму самсары и он закричал. Закричал сквозь пространства и время, как младенец, который только что родился на свет.

— Мама!

Внезапно картинка стала полной явью. Густые, непроходимые джунгли. Воздух влажный и тяжелый. Полуденное солнце стоит прямо над головой и светит так ярко, что пробивает даже через густые верхушки деревьев и пальм. Василий увидел себя маленьким мальчиком, молящимся великой матери. Великой матери Кали Ма. С самого детства мальчик, давший обет безбрачия, посреди джунглей, совершает аскезы. Ни дикие звери, ни трудности не смущали его. Он поклоняется мурти, форме — темноликой богини, совершая каждодневную арчану в течении суток. Совершает этот ритуал с самого раннего детского возраста. Вот ему еще только пять лет. Отец и другие старшие проводят обряд упанаяны, возложение священного шнура. Горит огонь, священник, в качестве которого служит его отец, кидает в него бананы и льет ги — топленое масло. С этого момента он брахмачари — ученик. Все свое время он посвящает поклонению Богине. Так и не став домохозяином, он уходит глубоко в джунгли, полагаясь только на милость Святой Матери. Он есть только то, что собирает в лесу — коренья, листья, пьет воду из ручья, спит под деревьями. Из одежды на нем только набедренная каупина — несколько полосок ткани, скрепленных друг с другом и прикрывающие интимные места. Так проходит вся его жизнь и вот, в уже очень глубокой старости, он, взывая к Ней, оставляет свое тело и идет. Идет дальше…