Нежная королева - страница 5

Как всегда потрясенный ее нездешней красотой Дести читал мадригал. Как всегда смеясь и смущаясь, Айлика отвечала по-фаррадски цветистой строфой из Амира.

— Что у тебя в коробке? — вдруг спросила Хельви, подступая к жениху. — Кольца?

— Нет. — оробел мальчик. — Кораблик. Кольца у папы.

— А зачем мне кораблик? — презрительно фыркнула девочка.

Маленький Деми еще сильнее смутился, опустил голову и больше ничего не говорил. Хельви стало его жаль. Она поняла, что жених вот-вот захлюпает носом, и решила ободрить его.

— Покажи. — потребовала она. — А его можно пускать в ручье?

Харвей осторожно откинул крышку, и принцесса не смогла сдержать громкого возгласа восторга. Деревянный, точеный, с тремя мачтами, полотняными парусами и паутиной снастей — парусник был, как настоящий.

— Я сам делал. — горделиво заявил маленький лорд, заметив, какое сильное впечатление на невесту произвел его подарок. — Он называется «Гвалчмей» — Сокол мая. — совсем осмелел Харвей. — Когда я вырасту, буду строить корабли и плавать на них.

— Ты станешь королем Гранара. — сдвинула брови девочка. — А у Гранара нет флота, только конница.

— Я же говорю, сначала надо построить. — стоял на своем мальчик.

Хельви пожала плечами.

— А ты можешь выстругать норлунгские дракарры? — спросила она.

— Зачем? — удивился Деми. — Они не такие быстроходные, как галеоны, и пушек на них не поставишь.

— У нас во дворе есть фонтан. — пояснила принцесса. — Можно устраивать бои и топить норлунгов. Их обязательно надо топить.

Мальчик восхитился: с ней можно играть, она придумывает ценные вещи!

— Пойдем. — серьезно сказала Хельви, первой беря жениха за руку. — Нас зовут. Кстати, в храме не так жарко, как здесь.

Церемония длилась больше часа — по полному чину. Заскучавший король Рэдрик в предвкушении большого праздника и хорошей попойки то и дело кивал молодому епископу Сальвскому Роберу — третьему их с герцогом собутыльнику: мол, скорее, сколько можно? Наконец, все кончилось, и гости повалили на улицу.

В этот солнечный июньский полдень никто не предполагал, что всего через месяц объединенные войска союзников потерпят поражение у крепости Гуарх на Западно-сальвском побережье. Взятый в плен герцог Деми погибнет в Беоте, вскоре умрет от горя нежная герцогиня Белор, а их сын навсегда останется в почетном заключении при плаймарском дворе.

Королю Рэдрику удастся отстоять свои земли, и он со славой процарствует еще шесть лет, пока в один печальный вечер не захлебнется на пиру чашей отравленного вина. Забыв о заветах новой веры, по фаррадскому обычаю, покончит жизнь самоубийством над телом возлюбленного верная королева Айлиль. Трон получит брат Рэдрика, Филипп — слабый и презренный владыка, вновь пустивший фаррадцев в страну. Через четыре года его свергнут восставшие жители столицы, и на престол, наконец, взойдет добрая королева Хельви. Первые десять лет ее правления превратятся в бесконечную череду войн с соседями за право сальвов жить под собственным небом.

— И последнее. — пальцы королевы сухо стукнули по темно-красной полированной крышке стола. — Это касается тебя, папаша Ламфа. Если через два дня весь лес для укрепления пристани на Заячьей Губе не будет выставлен, ни один, я повторяю, ни один член Государственного совета больше не получит подрядов.

Сидевшие в зале пожилые сановники захихикали, как дети. Многие опустили головы, чтоб скрыть улыбку. Все знали, что лорд-казначей, поднявшийся к своей высокой должности из простых купцов, торговавших на северном побережье рыбой, до сих пор готов был любому перегрызть горло за выгодный подряд.

— Весенние шторма скоро начнутся. — ее величество чуть смягчила голос и сама подавила улыбку в уголках губ. Она по-прежнему называла казначея просто Ламфа, как в годы первой войны с Беотом, когда старина потерял и свои рыбные ловы, и знаменитый трактирчик «У папаши». Он тогда ушел с горсткой местных крестьян в леса и чуть не ударил королевской армии в тыл, приняв ее за беотийский карательный отряд.

«Да, время! — отец Робер спрятал лицо в ладонях. — Тогда ее величество была еще совсем девочкой. Беспечной, веселой, — он вздохнул, — Могла сутками не слезать с седла, спать на земле. А как она хохотала! Это был не смех, а рев единорога. Помнится при переходе через Мак Дуй все не ложились и не ели уже четвертые сутки, а она…»