Нежность - страница 33
Вспоминает Л. Голубкина:
«Все Менакеры – люди с прекрасным юмором. Александр Семенович, отец Андрея, однажды мне сказал:
– Знаешь, Лариса, Андрей очень тяжелый человек. Ты с ним не справишься.
Я возразила:
– Александр Семенович, почему вы все его ругаете? Папа говорит – тяжелый, мама – тяжелый. Оставьте нас в покое. Мы сами разберемся!..
Андрей очень серьезно, даже с азартом относился к семейным традициям. Очень любил повторять:
– Сéмью надо делать, Лариса. (Причем именно так и говорил – с ударением на «е».) – Так просто ничего не бывает.
Он был прав. Я действительно поняла: если хочешь делать семью – ее надо делать. Мы делали нашу семью любовно.
В первое время он часто заводился по какому-либо поводу, и пару раз я ему сказала:
– Андрюша, я же тебя сюда не звала. Больше всего на свете я боюсь выяснения отношений. Мне это неинтересно, и никому не нужно выяснять, кто лучше, кто хуже, кто главней и кто не главней. Все распределится и разложится по своим полкам само собой…
Скандалов не было, мы практически не скандалили. Разве что иногда конфликтовали.
– Знаешь, Андрюша, – говорила я ему, – по-моему, ты меня совсем не любишь.
А он отвечал:
– А я то же самое думаю как раз про тебя. Что ты меня не любишь…
Все равно получилось, что он оказался главным в нашем доме. Ему для этого не надо было даже размахивать кулаками, топать ногами. Он бывал грозным, но чаще по пустякам. Если Андрюша брался за что-нибудь в доме, все тут же понимали: на данный момент это главное, что он вообще делает в жизни, – столько эмоций вкладывал! Злился, если страдало его самолюбие хозяина, самолюбие человека, который все умеет делать в доме лучше всех. Когда он ругался, мы с Машей смеялись. Помню, однажды мы выносили стол (маленький красивый старинный столик) из Машиной детской. Андрей не мог сообразить, как просунуть стол в дверь, разозлился из-за этого и заорал. А Маша, крошка, подошла и говорит:
– Мам, чего это с ним?
Он вдруг очень удивился и спросил:
– Что, вы меня не боитесь?
Она сказала:
– Нет, пап, не боимся!
И тут же с него все раздражение как-то разом свалилось.
– Чего же я ору тогда? Для кого?..
В доме он больше всего ненавидел беспорядок, не переносил абсолютно! Устала, нет времени, лень – все равно дом должен быть идеальным в любой момент. С первого взгляда кажется, что это трудно. На самом деле очень даже хорошо. Скажем, я уезжала на гастроли, и как я уезжала из идеально аккуратного дома, так в такой же дом и приезжала…
Другая сложность – фатальная… Я всю жизнь привыкла ложиться спать рано: была маминой дочкой, не очень любила компании. В принципе очень общительная, заводная, а вот если специально – каждый день гудеть – нет. А Андрей не мог жить без компаний. И мне нужно было преодолеть в себе желание отдыхать после спектакля или концерта. Эта сладкая для меня привычка ушла в небытие навсегда. Мне понадобилось время, чтобы совершенно перестроиться. Так он хотел… У нас дверь вообще не закрывалась. Просто не закрывалась. Мы запирали дверь на ключ, только когда сами отправлялись в гости. Первое время мы шастали по всем его друзьям. Я до этого не пила и вообще пить не умела. Если выпивала хоть немножко, у меня немедленно начиналось отравление: температура поднималась до сорока градусов. Мама все время говорила: «Андрюш, что ж такое! Вы с Ларисой куда-то сходили, и у нее опять сорок». Я лежала, страдала, плакала, а он говорил:
– Ты, Лариска, просто сумасшедшая. Пить надо уметь.
Не то чтобы он учил меня выпивать, нет! Просто были забавные походы в гости, и я постепенно привыкала к красивой жизни. А потом застолья перекочевали к нам. У нас собиралось иногда по двадцать-тридцать человек. Причем гости могли приходить и уходить круглые сутки…»
В течение трех лет Миронов и Голубкина жили в гражданском браке и только в 1976 году, когда Андрей оформил развод с Градовой, официально расписались. Сразу после свадьбы молодожены отправились на дачу, надеясь отдохнуть от городского шума и суеты. Но друзья Миронова решили над ними подшутить. Александр Ширвиндт и Марк Захаров со своими женами дождались ночи и приехали к мироновской даче на такси. Далее послушаем рассказ самого М. Захарова: