Нежность к мертвым - страница 9

семнадцать под чьим-то чутким надзором. Рассказать об этом,

как и просто рассказать о Франциске почти невозможно, ни

одного человеческого времени/склонения/нарративного содер-

жимого глаголов не может хватить, – виной этому О.М., ее

яркая нонконформисткая картина мира, леденящая, похожая на

ритм океанических волн, населяющих эти волны косяков по-

тусторонних существ, похожая на стук обода колеса о выщерб-

ленные дороги Бреста; О.М. всем рассказывает, что часть ее

жизни прошла в Бресте с тетей Зусей, эта часть ее жизнь под-

вергается фантазии и деформации, но неизменно бресткий

отрезок — самое яркое пятно ее жизни, пусть даже и выдуман-

ный от и до. Ее Брест — это совершенно особый Брест, она

выбрала именно этот город по созвучию, по каким-то ассоциа-

циям с Голгофой, ведь каждый звук в этом Б-Р-Е-С-Т напоми-

нает отвратительно гавкающую толпу, потную толпу, каждый

звук в этом Б-Р-Е-С-Т напоминает крестный путь, а значит

небо над Брестом, как Туринская плащаница. Четыре полдня

подряд О.М. рассказывала мне про свой Брест, ей было двена-

дцать, когда они с Зусей переехали в еврейский квартал, О.М.

была еще маленькой девочкой и ничего ДО Бреста не повлия-

ло на нее, а значит, лишь выдуманный Брест сформировал

О.М., ее странную картину миру. Сама О.М. — красивое, не-

много духовно растрепанное чудовище, содержащее в аквариу-

ме лесбийскую парочку черных вдов; она существует в цикле

радостного упадка и восторженного кошмара, одним из кото-

рых, если не главным, можно назвать Тимура. О.М. личной

волей выбрала его Любовью, личной волей назначила своим

надзирателем по крестному пути, сидя на моей кухне, она

вновь рассказывала про Брест, представляя его разветвленные

улицы конечностями древа своего семейства; про то, что нико-

гда не будет иметь детей; про Т., и, достав из кармана связку

ключей, показала насколько все это серьезно. Было три часа

ночи, ущербная луна была в небе, О.М. сидела на стуле, на

большом пальце правой ноги был пластырь, на ладони ее —

связка ключей. Она сказала, что Тимур не вернул Ключ-от-ее-

сердца, который она ему отдала. Существующие в воображае-

мых Брестах, все же скованы какими-то суевериями, сутолоч-

ность и субстантивность которых не могут не существовать

21

Илья Данишевский

объективно на таких, как О.М., когда-то она нашла ключ и

сделала его дубликат, и с тех пор свято верила, что этот ключ,

который не подходит ни к одной известной ей двери (но, на-

верняка, к какой-либо квартире, к нижнему замку, распашонки

в Мытищах, что, конечно, означает «НИ К ОДНОЙ», ведь все

существующее Вне ее внутренности, не МОЖЕТ и не ДОЛЖ-

НО существовать), – это ключ-от-ее-сердца. Она проверяла его

в ночном странствии по Москве, подбегая к каждой двери и

пытаясь отпереть ее, с каждой попыткой все более убеждаясь,

что этот ключ лишь своей формой — ключ, на самом же деле за

его объективными очертаниями находится что-то иное. К при-

меру, Ключ-от-ее-сердца. Тот, кому она подарит его, будет

вечно иметь над душой О.М. незыблемую власть. Тимур не

вернул его, пусть даже все сошло на нет, он был в Бомбее, он

рассказывал о Франциске; но не вернул ей ключ, то ли потому,

что еще имел какие-то планы, то ли просто забыл после того,

как имел секс с Богом; там, в Бомбее или в безлюдной Индии;

О.М. любила сказки Киплинга, те, где солдаты видят призра-

ков, где ночь напоминает хитон, сброшенный с плеч Кали; она

сказала, что тоже хочет отправиться в Индию, когда будет

готова. Когда будет готова отдать свою жизнь; ведь в Индию,

настоящую, секретную Индию, нельзя отправляться иначе,

кроме как — или я получаю Индию или смерть — все остальное

конформистское путешествие в паланкине. Там, около Бреста

почему-то был океан, О.М. с Зусей часто сидели на каменном

пляже, а вокруг были крабы, там О.М. переняла этот ритм