Нежные объятья апокалипсиса (СИ) - страница 11

стр.

— Привет, милый. Как спалось? — голос прозвучал совсем рядом. Кирилл лежал на боку, после запаха коньяка его мутило, и он боялся заблевать постель. Чьи-то руки погладили ему спину. Он обернулся. С ним в кровати лежала та рыженькая. Кровь в голове запульсировала сильнее. Он попытался вспомнить, как ее зовут и не смог.

Рыженькая сказала, что ночью он был великолепен, и спросила, не хочет ли он повторить прямо сейчас. Он, видно, сказал, что-то не то. Рыженькая вспыхнула, обозвала его гадом и ушла. Ему было слишком хреново, чтобы попытаться ее остановить. Он закрыл глаза. Боль тисками сжимала виски.

Он, наверно, задремал, потому что, когда он вновь открыл глаза, солнце уже не светило в окно. Было тихо. Только из-за двери доносились приглушенные голоса.

Кирилл знал эти голоса. Два — Аркадия и Катьки. Еще два — так называемого дяди Миши и некого Ярослава Викторовича. Как звучат эти два голоса, Кирилл за последние месяцы выучил хорошо. Они часто бывали у них дома, и от раза к разу обсуждали детали грядущего отъезда.

Это началось, наверно, в середине зимы. Дядя Миша ходил по домам и убеждал людей оставить город, найти более-менее уцелевший поселок и начать все заново. Невысокий, полноватый, нескладный, дядя Миша напоминал юмористический персонаж из советских комедий. Никто не воспринимал его в серьез. К нему присоединился Ярослав Викторович, бывший военный, и тогда дела пошли немного лучше. Всю весну и пол-лета они все суетились. То проедут на грузовике, забитом какими-то коробками, то увидишь, как из газельки выгружают ящики, свертки, сумки, канистры.

Хотелось пить. Кирилл поискал в комнате воду. Ничего не нашел. Придется идти на кухню, мимо гостиной, откуда и шли голоса. Кирилл натянул спортивные брюки, поискал футболку, но не нашел. В шкаф лезть не хотелось. Пошел так. В голове пульсировало. Кирилл прошел мимо гостиной, голоса на миг стихли, а потом зазвучали вновь.

На кухне Кирилл достал бутылку минералки и долго, не останавливаясь, пил. Вышел на улицу. В глаза пребольно ударил яркий свет. Он отошел к забору, и серый кирпич кладки окрасился мокрым.

Воздух был теплым и пах чем-то сладким, свежим, солнце приятно припекало. Кирилл посмотрел по сторонам. От солнца слезились глаза. И мир вокруг то расплывался, то вновь становился четким. Черт, все зелено. Лето уж в самом разгаре. Ни туч, ни дождя, ни сырости.

Кирилл вернулся в комнату и завалился спать.

Он вздрогнул. В комнате было темно. Видно, уже наступил вечер. В дверь комнаты кто-то стучался.

— Да, входи, — отозвался Кирилл.

Вошел Аркадий. Комната заполнилась светом от керосинки. Кирилл зажмурил глаза.

— Ну у тебя тут и духан! — поприветствовал его Аркадий. — Ты тут как, живой?

— Более или менее.

— Ну ты вчера ночью и отжигал с рыжей.

— Да? Жаль, не помню.

— Я и Катя хотели поговорить с тобой.

— По поводу? Из-за ночи?

— Пойдем на кухню, Катя кофе тебе сделает. Там и скажу все.

Аркадий вышел. В голове еще пульсировало, но уже не так сильно, как утром. Кирилл поднялся с кровати.

На кухне было тепло и уютно. Катя умела варить кофе, и Кирилл с благодарностью взял чашку. Сел на табурет.

— Дядя Миша сегодня приходил, — начал Аркадий.

— Ага, я слышал.

— В общем, у нас все готово, и мы планируем уехать через неделю. Дядя Миша думает, что на поиски нам хватит месяца, ну а всю осень он хочет захватить про запас да на обустройство.

— Прекрасно, очень разумный план.

Аркадий пропустил иронию мимо ушей.

— Я говорю, через неделю мы с Катькой уедем. И тебе пока не поздно присоединиться к нам.

Кирилл отпил кофе из чашки, перевел взгляд с Аркадия на Катьку и обратно, сделал еще глоток, наконец, сказал:

— Серьезно? Уезжаете? Я думал, это игра такая. Мы начнем новую жизнь! все будет прекрасно! даже лучше, чем прежде! Да везде одно и то же. Я весь город кругом обошел. И все поселки вокруг. Везде одно и то же.

— Мы все равно поедем. Ты с нами?

— Да сколько их едет-то? Человек семь-восемь, да вас двое? Куда вам ехать? Зачем?

Аркадий рассмеялся.

— Кирюх, едет больше ста человек. Сто семь, если быть точным. Еще человек десять-пятнадцать пока думает.