Нежные объятья апокалипсиса (СИ) - страница 25

Солнце висело над самым горизонтом, и скоро уже должно начать темнеть. Воздух был залит густой перламутровой дымкой. Тени от надгробий удлинились, дурманящий запах полыни и сухостоя плыл над кладбищем.

Могилы уже были готовы. Четыре в ряд — для распятых парней. Одна в стороне — для всех остальных. В большой квадратной яме лежали без разбору трупы бандитов и тела собак. Ярослав Викторович, стоя на краю общей могилы, негромко произнес «Собакам собачьи похороны» и кивнул, чтобы закапывали яму.

Освобожденные девушки сказали, как звали парней, кто-то соорудил кресты, где раскаленным гвоздем выжег имена и дату смерти. Четыре вытянутых земляных холмика расположились в ряд, общинные толпой стояли вокруг. Кирилл держал крест у основания, и Аркаша заржавленной кувалдой удар за ударом вгонял его в землю у изголовья крайней могилы. Потом точно также они вбили и оставшиеся три креста, общинные в молчании наблюдали за их действиями. Спасенных девушек среди них не было. Раненая с температурой лежала в импровизированном лазарете, а вторая осталась с ней.

Дядя Миша произнес совсем короткую речь о том, что мир изменился и что надо молиться, чтобы такое не стало нормой. Похороны закончились, и все стали расходиться. Казавшийся бесконечным день подходил к концу. Машина с лопатами и другим инструментом уже уехала, и люди, растянувшись по проселочной дороге, шли назад в поселок.

— На речку пойдешь? — спросил Аркаша.

— Надо. Ложиться спать в кладбищенской земле не сильно хочется, — Кирилл усмехнулся. — Как-то двусмысленно прозвучало. Имел в виду, что надо смыть землю с себя.

— Я так и понял.

Недолго они брели в молчании.

Кирилл смотрел на Веру. Девушка шла метрах в двадцати впереди, и ее фигура то скрывалась за спинами общинных, то появлялась вновь.

Войдя в поселок, Кирилл и Аркаша свернули и пошли к реке. Солнце висело низко, и улицы были залиты алым. Весь путь они проделали в молчании, и, только искупавшись и сев сохнуть на траве, заговорили. Солнце уже скрылось за горизонтом, сиреневые сумерки опустились на деревню, пляж и перекинувшись через реку, расплылись по тому берегу.

— Мне все это напоминает тот первый день, — сказал Кирилл. — День катастрофы. Тот день и сегодняшний очень похожи. Они у меня в голове накладываются один на другой. Та же близость смерти и та же нужда в близости другого человека.

— Когда тяжело, все мы ищем опору в других людях. Для того и нужны друзья.

— Да, а если рядом нет друга, даже просто близкого человека?

— Тогда приходится совсем тяжко.

— В тот день, когда объявили эвакуацию, я все искал свою девушку. Было хреново, я ничего не понимал, и очень хотелось, чтобы кто-то близкий был рядом. Я понимал, что, вряд ли, найду свою подругу. Уже оставалось совсем мало времени, и незнакомая девушка предложили мне близость. Не ту, что я искал. Телесную. Я отказался. Знаешь, синица в руках и журавль в небе. Я выбрал журавля. Скорее даже, свою мысль, что журавль где-то должен быть в небе, выбрал, всего лишь, призрак журавля. Подругу я тогда не нашел. И потом, когда через год наступило лето и я ходил по пригороду и искал родных, я ее тоже не нашел. Никого не нашел. Ни реальной синицы, ни иллюзорного журавля. Было такое чувство, что меня обманули. Жизнь обманула. Или другие люди, что говорили мне когда-то, что правильно, а что нет.

Иногда я вспоминаю Ксеню, свою подругу. Образ стерся. Осталось лишь какое-то теплое чувство внутри. Образ слился с той незнакомкой. Я вспоминаю Ксеню, наш последний поцелуй и ее последнюю подаренную мне улыбку, ее улыбка превращается в улыбку незнакомки, лицо Ксени становится лицом незнакомки, потом остается только незнакомка. Я стою, смотрю на незнакомку, готовую лечь со мной, и не могу понять, почему не вошел тогда в открытую дверь.

Аркаша молчал.

— Теперь я понимаю, что когда мы жили в городе, я каждый вечер в «гостевой» искал опору в случайных девушках и заходил в каждую открытую дверь. И сейчас, все вот это, вчерашний вечер, ночь и весь этот сегодняшний день, все это — то же самое, как тогда. Кто бы я хотел, чтобы сегодня был со мной рядом, если завтра мне предстоит умереть?