Ни горя, ни забвенья... (No habra mas penas ni olvido) - страница 9

Интендант отдал последнее распоряжение, и вся группа направилась в сторону полицейского управления. Оглушительный грохот взорвавшейся бомбы раздался, когда интендант и его сопровождающее находились в нескольких шагах от комиссариата.

— Придется выдать мне субсидию на ремонт здания, — сказал с улыбкой Рейнальдо.

— Что люди говорят про Игнасио? — спросил Гульельмини,

— И… не знаю. На утверждения, что он коммунист, не клюнут, — заявил Суприно.

— Сегодня же вечером распусти слух, какой он развратник, какие оргии устраивал в Тандиле и что жена ему рога наставляет.

— Черт побери! — вскричал комиссар полиции. — Вы только посмотрите!

На фасаде полицейского управления кто-то углем написал:

И вместо подписи изображен знак перонистской молодежи:

— Сопляки вонючие. Сегодня они нас камнями забросали, — прошипел Льянос.

— Сукины дети считают, что это очень остроумно, — заметил Суприно, — а все потому, что чересчур нянчатся с ними.

На углу стоял «торино», в автомобиле сидели четверо, Суприно подошел к машине:

— Что скажете, сеньор Лусуриага?

— Что это уж, пожалуй, слишком.

— Вы утвердили? Разве нет?

— Утвердили смещение Фуэнтеса, но делать заявление прессе нельзя, пока все не закончится благополучно.

— Поговорите с интендантом.

— Нам нечего ему сказать. Мы же давно и обо всем договорились с вами. Если завтра обстановка не нормализуется, «Сосьедад рураль»[10] умывает руки.

— Все будет в порядке.

— А что это за взрыв был? — спросил Лусуриага.

— Да это те, из молодежного союза, подложили бомбу в ВКТ.

— Их поймали?

— Ими занимаются, не беспокойтесь.

«Торино» тронулся. Суприно присоединился к комиссару и интенданту. Льянос взглянул на часы. Было семь вечера. Он почувствовал усталость. Мысль о том, что дело зашло слишком далеко, не давала покоя. Подняв голову, он заметил в окнах лица внимательно рассматривавших его людей.

«Вот кончится все это, — промелькнуло в сознании, — может, в Тандиль переведут». Мечта пожить там никогда его не покидала.

Перед осажденным муниципалитетом собралось около трех десятков человек. «Должен все-таки Фуэнтес убраться оттуда, — подумал он. — Не такой же он твердолобый».

— А если задержится, ведь труп садовника начнет разлагаться, — сказал он скорее про себя.

Они остановились перед «пежо» Гульельмини. В дверцах машины зияли дыры от пуль,

— Теперь дела на мази, — сказал интендант. — Моя канцелярия разместится в здании банка провинции.

— Размещайтесь в полицейском комиссариате.

— Нет-нет. Момент неподходящий. Держите меня в курсе событий. Видели, как мою машину продырявили?

— Сеньор Гульельмини!

— В чем дело?

— Вы меня не забудете?

— Что вы имеете в виду?

— Так, ничего, — ответил Льянос и, сделав небольшую паузу, продолжил: — Могу я надеяться на вашу поддержку до конца?

— Пожалуйста,

— Вот я и говорю, только не подумайте чего плохого, здесь-то меня Фуэнтес назначил. Политику я никогда не любил. Мне бы в Тандиль перебраться, и с повышением. Жене моей хочется, чтобы дети там в университет поступили.

— Понятно.

— Комиссар! — послышался голос бегущего младшего офицера Росси с повязкой на голове, — Комиссар! Самолет появился.

— Самолет?

— Ну да, там, — махнул рукой Росси на запад.

Действительно, где-то вдалеке послышалось тарахтенье мотора. Все уставились в небо. В лучах солнца старенький аппарат казался совсем крохотным.

Мотор работал с перебоями. Но вот самолет с адским шумом и треском совсем низко — метрах в ста — пролетел над площадью.

— Сервиньо, — узнал Рейнальдо.

— Кто? — спросил интендант.

— Фумигатор. Поля опрыскивает. Трезвым никогда не бывает.

Сервиньо убрал газ, и его любимый «Бычок» — так он прозвал свой самолетик — направился к полю, но затем развернулся и вновь оказался над городом.

— Давай пониже, окропим их, — предложил Хуан. — Вот потеха будет!

От недостатка масла подвывал пропеллер. Из выхлопных труб вылетали язычки пламени. Сервиньо вел самолет вдоль главной улицы на высоте пятидесяти метров.

— Еще ниже!

Пилот отдал ручку от себя, и планирующий самолет оказался буквально над головами людей, собравшихся перед зданием муниципалитета.