Ничего для себя. Повесть о Луизе Мишель - страница 50
На процесс в Тур ехала вся парижская журналисткая братия, члены Международного Товарищества Рабочих, юристы, вагон напоминал растревоженный муравейник, — на все лады судили и рядили о предстоящем процессе. Один из журналистов объяснил Луизе:
— Верховный суд состоит из генеральных советников, ни один из них не посмеет тявкнуть в сторону Тюильри! Вот увидите!
Подъезжали к Туру. По каменному мосту переехали серебряно-синюю Луару, на том берегу высились знаменитый собор Сен-Гатиен с двумя башнями и церковь Сен-Жюльен, построенные, кажется, еще в двенадцатом веке. Боже мой, какая старина, сколько видели эти камни, сколько преступлений и подвигов!
До начала заседания оставалось около часа, и Луизе захотелось побыть одной. Она прошла по улице Националь, постояла перед памятниками Декарту и Рабле, посидела на камнях набережной, бездумно следя за проплывающими мимо баржами и лодками.
Да, это был не суд над убийцей, а подлая комедия. Председательствовал упитанный и ленивый Глапдаз, похожий в черной мантии на жирного каплуна. А императорский адвокат Гранпере, защищавший убийцу-принца, то и дело перебивал и оскорблял свидетелей обвинения. Впечатление складывалось такое, будто судили не убийцу, а несчастного Виктора Нуара, покоящегося под двухметровой толщей земли в Нейи!
Как и предвидели журналисты, процесс закончился оправданием. Судьи приняли версию принца, будто Виктор Нуар первый ударил его и он, принц, стрелял в Виктора, защищаясь. Правда, убийцу обязали выплатить семье убитого несколько тысяч франков, но для высокодержавного кармана это были пустяки.
— Справедливость торжествует! Да здравствует справедливость! — язвительно заметила Мари, спускаясь по ступеням суда.
С тех пор Луиза не пропускала ни одного крупного политического процесса, хотя и присутствовала на них лишь как безмолвная свидетельница обвинения режима. Судили за так называемые заговоры, за оскорбление государства и императора, за протесты против надвигающейся войны с Пруссией. В один из таких дней она записала в свою тетрадь:
Бандит желает жить!
Оп жаждет освежить сбои увядшие лавры в крови.
Пусть Франция погибнет: ему нужны битвы!
Презренный! Слышишь ты во дворце, как грозно идут
по улицам люди!
Близится твой конец! Видишь ли ты в своих страшных
снах,
Как идут они, люди, кровью которых ты сейчас
упиваешься?!
Да, дух войны уже витал в воздухе, по департаментам шла мобилизация, миллионы франков вышвыривались на наем мобилей и их обучение. Но… война грянет чуть позже, а пока…
А пока — манифестации, митинги, собрания, суды, суды, суды!
Тринадцатого июля Риго приговорили к тюрьме и штрафу за его брошюру, где вскрывались тайны прихода Луи Наполеона к единовластию, механика плебисцита, когда провинциальная Франция, обманутая обаянием великого имени и щедрыми посулами Баденге, отдала огромное большинство голосов бездарному и бесславному родичу державного завоевателя.
Во время суда над Раулем Мари и Луиза сидели в первом ряду, им были хорошо видны и злобная ухмылка Дельво, и змеиные глазки прокурора, и безмятежный, спокойный Риго. Он и здесь оставался верен себе и в последнем слове, не раз прерываемый прокурором и судьей, сказал:
— Между народом и его врагами идет бой не на жизнь, а на смерть! Берегитесь, ваше бесчестие, мосье Дельво, и вы, господин имперский прокурор! Революция не за Вогезами, она — рядом, разве вы не слышите ее могучей поступи?! Мне жалко вас, слепые кроты!
И когда жандармы уводили Риго, он улыбался Луизе и Мари и кричал через плечо:
— Привет нашим! До скорой встречи!
Вечер Луиза и Мари провели вместе. Выпили по чашечке кофе в «Спящем коте», прошлись по Большим бульварам. И было странно видеть, что ничто в Париже не изменилось: так же призывно сияют разноцветные окна кафе и ресторанов, так же зеркально блещут витрины и катятся по улицам омнибусы и кареты, так же пьют свои аперитивы завсегдатаи.
— Вот убьют палачи завтра половину Парижа, — горько заметила Луиза, — а вторая половина будет как ни в чем не бывало плясать и петь! Есть в этом, Мари, нечто чудовищное. Правда?
Луиза проводила Мари, дома у Ферре их ждала еще одна печальная новость. Забегал кто-то из друзей Теофиля и сообщил, что его и других обвиняемых прошлой ночью увезли в Блуа, послезавтра там начнется над ними суд.