Ничего для себя. Повесть о Луизе Мишель - страница 70

— Да, увы! — сказал Ферре Луизе. — Парижу, безусловно, предстоит воевать на два фронта: против пруссаков и против своих предателей, которые скорее помогут захватчикам утопить Париж в крови, нежели позволят утвердиться Республике!

В «Зале потерянных шагов», на парадном столе, застланном небесно-голубой скатертью, блестевшей золотыми пчелами, расставив ноги, ораторствовал Леон Гамбетта:

— Император низложен! Мы стоим у порога Республики!

Всматриваясь в торжествующее лицо Гамбетты, Луиза с недоумением спрашивала себя: да как же этот человек всего неделю назад со звериной яростью требовал убийства без суда Эда и Бридо?

Луиза тронула Ферре за локоть;

— Теофиль! А Эд, Бридо и четверо других смертников по делу Ла-Виллет тоже освобождены?

Он отрицательно покачал головой:

— Они в тюрьме Шерш-Миди. Но туда тоже отправились наши. Скоро все будут на воле!

После Гамбетты выступал седовласый Жюль Фавр. Пророчески воздевая руки, он призывал граждан к спокойствию, предлагал немедленно отправиться в Ратушу, ибо именно там по традиции всех революций Франции должна быть провозглашена Республика!

На ступенях дворца Мари и Луиза остановились. Дюжие парни, вскарабкавшись по железным прутьям решетки, отдирали приклепанных к ним позолоченных чугунных орлов. Чудовищные, раскрыленные птицы с растопыренными когтистыми лапами под дружные крики «Эй, берегись!» с грохотом падали на отшлифованные миллионами ног каменные плиты. А молодой паренек, почти мальчишка, чудом взобравшись к знамени над входом, держась одной рукой за лепной выступ, другой отрывал от трехцветного флага белую и синюю полосы, чтобы на древке осталась только красная — флаг Республики.

Да, то был незабываемый день, словно резцом вырезанный в памяти Луизы. Позже, вспоминая о нем, она с трудом могла различить, чему сама была свидетельницей, а что запечатлелось в сознании с чужих слов.

Улицы и площади Парижа в людском половодье, разбитые вывески магазинов с гордым напоминанием «Поставщики двора Его Величества», разбитые эмалевые дощечки с названиями улиц, когда-то переименованных префектом Османом в честь императора и его прихлебателей. С моста Согласия четверо дюжих парней, раскачав, швырнули в Сену стащенный с пьедестала бронзовый бюст Баденге. У Ратуши кто-то рассказывал, как губернатор Парижа генерал Трогяю, в накинутом поверх мундира плаще, в низко надвинутой на глаза шляпе, удирал в Версаль. Его остановили у Нового моста, заметив под плащом звезды и ордена. Кто-то схватил под уздцы его коня и потребовал:

— А ну кричи: «Да здравствует Социальная республика!», генеральская сволочь!

И он кричал, кричал истово, и был рад, что остановившие его рабочие не знали его в лицо, не знали, что он — генерал Трошю, по чьему приказу в забастовщиков Парижа выпущены десятки тысяч пуль. Если бы узнали, его швырнули бы в Сену вслед за бюстом Баденге.

Генерала отпустили, но вскоре он столкнулся с Жюлем Фавром, — по словам того, в Ратуше должны собраться все, кто хочет спасти страну от «дурных страстей». Эта встреча и понудила Трошю повернуть коня к Гревской площади, где над башенкой Ратуши развевался красный шарф зуава, привязанный Эженом Шатленом к обыкновенной трости.

Многое из этого Луиза узнала позже, скитаясь по тюрьмам и плывя на «Виргинии», а тогда, полуслепая от счастливых слез, она чувствовала себя на седьмом небе, пела вместе со всеми «Марсельезу», кричала что-то, славя Республику.

На Гревской площади на ступенях старинной Ратуши Жюль Фавр обнимал доставленных из Сент-Пелажи Рошфора и Риго, обнимал Луизу и Теофиля, называя их «своими дорогими детьми», благословлял на служение народу. О, как она тогда верила ему, верила многим другим, клявшимся служить нации и Парижу.

Через полчаса, после совещания в тронном зале Ратуши, Жюль Фавр, выйдя на крыльцо, торжественно воздев руки, потребовал от многотысячной толпы внимания. Еще по-летнему теплый сентябрьский ветер развевал его седые апостольские кудри.

— Тише! Ти-ше!..

И когда площадь стихла, Фавр заговорил:

— Граждане Парижа! Дорогие граждане! Мы, избранники Парижа в Законодательный корпус Франции, в сей великий для родины час готовы принять на себя тяжесть ответственности за судьбу нации. У нас нет сейчас времени на проведение всеобщих выборов, прусские полчища движутся по стране, заливая ее кровью, оскверняя наши святыни. В час грозной опасности мы, депутаты Парижа, объявляем о создании Правительства национальной обороны, и каждый из нас клянется отдать все силы, всю жизнь делу защиты отечества!.. Позвольте мне огласить список членов нового правительства! Под бурные крики народа Жюль Фавр провозглашал: