Ничего интересного - страница 20

— Ты как будто о братьях своих рассказываешь, — сказала я. Мэдисон иногда писала о них — все если не банкиры, то гендиректора. Она постоянно говорила, что ни одно ее действие не вызывало у родителей такого энтузиазма, как достижения ее братьев, хотя они все были, по сути, алкоголики, разведенные и женатые по второму кругу.

— Да, и есть Мятные Джулепчики — знаешь, те, кто может среди бела дня выпить мятный джулеп, будто так оно и надо. Не знаю. Но я отошла от темы, говорю не про Джаспера. Не знаю, как его описать. Он тихий, и у него есть принципы, и он живой. Он понимает людей и от этого несколько нетерпим к ним, как будто они слишком глупы, чтобы себя защитить, и ему приходится делать это за них. Его нельзя назвать шутником, но чувство юмора у него хорошее.

— Почему ты за него вышла?

— Потому что он захотел на мне жениться. Он захотел меня, и он был старше, был опытен, и мне нравилось, что он уже облажался с той наследницей и ушел из семьи. Мне нравилось, что, несмотря на изъяны, он остался принципиальным. Видимо, это для меня было важно.

— Я немного боюсь с ним встречаться, — призналась я.

— Я тоже немного боюсь, — сказала она. — Надеюсь, ты его не возненавидишь.

Я ничего не ответила, потому что была практически уверена, что из принципа его возненавижу. Я вообще не очень любила мужчин, находила их утомительными, но была готова дать ему шанс. Я была открыта новым впечатлениям, наверное, можно так сказать. Ради того, чтобы жить в том доме, я была готова время от времени разговаривать с сенатором. Его работа, на минуточку, включала в себя защиту моих интересов, поскольку я проживала в его штате. На голосования я не ходила, но ему об этом знать не обязательно.

Мэдисон пошла в садик за Тимоти, а я в это время приняла душ и переоделась в обновки, оставив старые лохмотья в корзине, которая, я уже знала, опустеет, стоит мне выйти, а одежда вернется ко мне постиранной, выглаженной и, может, даже обвязанной ленточкой. Я нанесла за мочку уха духи, которые подобрала Мэдисон. Они пахли старым серебром и жимолостью. Когда я наконец спустилась на первый этаж, увидела Тимоти в полном одиночестве.

— Где твоя мама? — спросила я его, но он просто развернулся и пошел по коридору.

Я последовала за ним, и мы оказались в его комнате, которую я еще не видела. Кровать была больше всех кроватей, на которых мне доводилось спать за всю жизнь, и такая мягкая — удивительно, что Тимоти в ней до сих пор не задохнулся.

— Это твоя комната? — спросила я.

— Да, — ответил он. — Хочешь посмотреть мои плюшевые игрушки?

— Ну да, наверное. Давай.

У кровати стоял большой сундук. Тимоти, поднапрягшись, поднял крышку. И тут же, как у клоуна в цирке, оттуда посыпались плюшевые звери, — их было столько, что на секунду мне почудилось, будто я наглоталась кислоты.

Тимоти вытянул из кучи красного лиса в галстуке-бабочке.

— Это Джоффри, — сказал он без единой эмоции на лице.

— Привет, Джоффри!

Тимоти вытащил слона в толстых темных очках.

— Это Бартоломью.

— Понятно. Привет, Бартоломью!

За Бартоломью последовала лягушка с короной на голове.

— Это Кельвин, — представил мне лягушку Тимоти.

— Ты уверен, что это не Лягух? — спросила я.

— Это Кельвин, — повторил Тимоти.

— Ладно, ладно, как скажешь. Привет, Кельвин.

Далее меня познакомили с медвежонком в розовом платье.

— Это Эмили.

— Они что, из какого-то мультика, что ли? — уточнила я, отчаянно пытаясь понять этого мальчика.

— Нет. Они только для меня.

— А что ты с ними делаешь?

— Выстраиваю их в линию.

— И все? Просто выстраиваешь их?

— А потом выбираю лучшего.

Когда мне было шесть, на деньги, подаренные мне на день рождения, я купила на гаражной распродаже огромную коробку с солдатиками и разными коллекционными фигурками для мальчиков. Барби были слишком дорогие, так что я играла с мускулистыми солдатами в камуфляжных костюмах и нарисованной растительностью на лицах. Я представляла их жителями моего города и устраивала сценки из воображаемой жизни, о которой мечтала. Мою роль играла фигурка Фонзи из «Счастливых дней»[4], пластиковые руки которого вечно держали большие пальцы поднятыми вверх, показывая, что все отлично. А мамой был бородатый мужик с шикарными мускулами, одетый в джинсовую жилетку и шорты.