Ничего личного - страница 15

Значит, ехать?

Но это невозможно! Она просто не готова, у нее нет вещей, она не умеет вести себя в обществе, она вообще отвыкла от людей!

Не ехать? Не ехать. Но непременно предупредить мистера Карлайла.

Шлепая босыми ногами по полу, Белинда отправилась на кухню, разыскала телефонный справочник и стала водить пальцем по странице с Карлайлами. Их в Чикаго оказалось не меньше батальона. Разыскивая нужного, Белинда лихорадочно соображала.

В зависимости от того, где он живет, станет ясно, во сколько он встанет. Разумеется, он не поедет в аэропорт к самому последнему сроку, значит, часа за два до рейса. В девять — рейс, значит, из дома…

Мэтьюсов Карлайлов оказалось около ста человек. Двадцать из них проживали в многоквартирных домах и были ею отвергнуты, из оставшихся восьми десятков предстояло выбрать нужного.

Она совсем было впала в отчаяние, но тут ее осенило. Вот балда! Ведь у нее должна быть его визитка! Все в фирме имели визитки босса, это правило ввел старый Бэгшо. Предполагалось, что «Бэгшо Индепендент» — это одна большая дружная семья, где каждый распоследний клерк или уборщик в минуту отчаяния, так сказать, может обратиться лично к Большому Боссу. Кстати, при старике так и было на самом деле…

Карлайл сохранил традицию, она это хорошо помнила. Стало быть, визитка где-то здесь.

На поиски ушло немало времени, а когда Белинда увидела адрес, то невольно охнула. Мэтьюс Карлайл проживал настолько далеко за городом, что ему… уже скоро вставать!

Остаток ночи Белинда провела на кухне, закутавшись в банный халат и натянув на ноги толстые шерстяные носки. Три больших кофейника — личный рекорд Белинды Карр. И пятнадцать разгаданных кроссвордов.

Мэтьюс Карлайл открыл глаза и прислушался к своим ощущениям. Обычно он этого не делал, потому, что в этом не было нужды. Его распорядок дня, как и распорядок всей жизни, был настолько выверен с годами, настолько непоколебим и привычен, что всякое, даже малейшее отклонение от нормы ощущалось Карлайлом как некое несанкционированное физическое вмешательство в его организм.

Разумеется, ему приходилось вставать раньше обычного, но он всегда с вечера знал, на сколько именно раньше, и настраивал свой организм на нужное время. Будильник давно стал простой подстраховкой, Мэтьюс Карлайл просыпался ровно за минуту до звонка.

Вчера он тоже выставил будильник на нужное время, таким образом настроив и себя, однако сейчас, лежа в постели, он с удивлением и некоторым раздражением понимал, что, что-то не так.

Во-первых, минута уже явно прошла, а будильник не звонил. Во-вторых, за окном было темно, а должно бы светить яркое утреннее солнце. В-третьих, в доме должны были раздаваться некоторые звуки — звон посуды, тихие переговоры дворецкого с кухаркой, — а стояла мертвая тишина.

Относительно, впрочем, мертвая.

Еще через мгновение он понял, в чем дело. Звонил его телефон.

Личный телефон, находившийся в его кабинете. От этого аппарата не были проведены параллельные линии, и никто, кроме него, не мог брать эту трубку.

Он быстро поднялся с постели и торопливо направился в кабинет. Глаза еще слипались, но гораздо хуже был липкий страх, ползущий по позвоночнику. Мэтью ненавидел ночные звонки. Они несли только дурные вести.

Это началось в одиннадцать лет. Мэтью проводил каникулы дома, в Колорадо. В начале августа отец всегда уезжал на рыбалку. Форель в Колорадо-Ривер была страстью старшего Карлайла, страстью, которую не могло бы победить даже очередное пришествие Мессии.

В ту ночь Мэтью разбудил телефонный звонок. За окном было темно, но небо на востоке уже неуловимо изменилось, из черного, стало чернильно-фиолетовым, чтобы потом стремительно посереть, а затем неожиданно залиться ярким румянцем…

Впрочем, в ту ночь им всем стало не до красот природы. Звонил егерь с того участка, на котором обычно становился лагерем отец. Он сообщил, что Фергюс Карлайл утонул во время ночного лова.

Мэтью помнил до сих пор — хотя прошло тридцать лет — посеревшее лицо матери, ее остановившийся взгляд, искривленный, ставший некрасивым и большим рот, черные провалы глазниц… Помнил плач сестер и отчаянные причитания Минни, чернокожей няни, вырастившей всех детей в семье Карлайлов, включая самого Фергюса, погибшего той звездной ночью. Помнил и то, как ужас разрывал изнутри его голову, маленькую голову маленького мальчика, рвал в клочья перепуганное сердечко…