Ничего не случилось… - страница 8

— Я, вроде, — неохотно отозвался тот и тут же уточнил: — Теперь мы все в вашем распоряжении.

— Понятно, — удовлетворенно пробасил бородач, отдавая должное своей проницательности. Как состоянье? Здоровье? Терпимо?

Плужников ответил за всех:

— Вроде, живы-здоровы. Вы-то здесь как?

— Если в общем и целом, то ничего. Но положенье сложное. Если б не вы, дело, может, совсем дрянь было бы. Теперь кое-чем разжились. Боеприпасы, аккумуляторные батареи, лекарства, консервы и все прочее из грузового парашюта выгребли и уже отправили куда надо. Ежели еще по радиосвязи поможете — вот так выручите. На два отряда один радист, и тот еле дышит, вот-вот концы отдаст.

Слободкина грубоватые эти слова покоробили. Но он постарался пропустить их мимо ушей. Подумав минуту-другую, спросил:

— Два отряда?

— Наших два. А что?

— Ничего. Нам про один говорили. Два так два. Но, может, вам, отец, объединить отряды в один — не распылять силы-то? — решил блеснуть стратегической мыслью Слободкин.

— Верно, кое для чего лучше, — согласился партизан. — Но есть в военном деле еще такая штуковина — тактика. Мы ведь не отсиживаемся в лесах-болотах. Хоть и малыми силами, но колотим его. А это с двух сторон сподручнее получается. Он думает, нас тут целые тыщи…

— А вас? — Слободкину, да и всем им не терпелось скорее узнать про партизан все.

Они скоро все и узнали. Только вводили их в курс дела не сразу, постепенно.

Бородач с осипшим голосом грубовато представился:

— Я командир первого отряда. Василий.

— По батюшке?

— Просто Василий. А насчет «отца» я так скажу, сынок. Ты с какого будешь?

— С семнадцатого, — ответил старшой.

— С девятьсот семнадцатого?

— С девятьсот.

— Поздравляю ровесника Октября и моего тоже!

— Неужели? — поразился Плужников.

— Вот тебе и неужели! — ухмыльнулся Василий. — А вот этот действительно отец, — указал он на своего напарника. — С пятнадцатого. У нас его все Стариком зовут. Даже немцы знают это имя. Ужас на них нагоняет. Ну-ка дай свой карабинчик, Старик.

Тот протянул командиру винтовку. Василии, проведя шершавой ладонью но бесчисленным зарубкам на ее ложе, сказал:

— Рашпиль!

Плужников со свойственной ему обстоятельностью представил Василию свое войско. Когда сообщил, что самый юный из всех троих — Евдокушин и что он силен в радиотехнике, командир обрадовался, смерил Николая изучающим взглядом.

— Вот это уважили так уважили! Как только выйдем на связь, благодарность центру отстукаем. Перво-наперво, ясное дело, доложим, что вы нашли нас.

Плужников не удержался, внес поправку:

— Не мы вас, а вы нас.

Командир две формулы свел в одну:

— Вы нас, а мы вас. Так совсем точно будет. С чего начнем? Может, сразу и двинемся? Только путь не ближний, учтите, кружной. Болотами нашими, вижу, вот как сыты — в обход придется чапать.

Плужников глянул на своих товарищей. Остался их видом в общем и целом доволен, кажется. Пообсохли малость, пришли немного в себя. Голодные, конечно, как бобики, но натощак даже лучше шагается, давно установлено. Острый кадык его шевельнулся в тот миг и даже хрустнул.

Василий заметил это, подбодрил, как мог:

— Часика через три-четыре будем в первом отряде. Там подхарчимся, все обмозгуем, а сейчас пере кур — и по коням?

— По коням, — за всех ответил Плужников.

Никто так не обрадовался предложению покурить на дальнюю дорогу, как Слободкин. Он давно уже шарил по карманам своей гимнастерки, но кисета, подаренного еще шефами в госпитале, не находил. Да если бы и нашел, что толку? Какую лапшу болотную обнаружил бы вместо махорки?

Командир, угадав в Слободкине заядлого курильщика, шагнул к нему первому, отвинтил крышку пулеметной масленки, до краев наполненной самосадом.

— Отведай. И вы тоже, — он каждому поочередно поднес свой «портсигар». — Местная. Все, что осталось в тутошних деревнях. Жителей по лесам разогнал, животину порезал, сожрал, хаты порушил, колодцы отравил, а махорка вот кое-где уцелела. Не принимает наш табачок, свой, искусственный тянет.

— Пускай тянет, паразит, — выругался Плужников, — не так долго ему тянуть осталось.

Командир насторожился:

— Точно?

Плужникову на мгновенье изменила его железная приверженность к строгой определенности во всем и всегда: