Ничего неизменного - страница 13

Июнь подходил к середине. Мельница, почти достроенная, обещала стать самым красивым домом на этом берегу Смородинки. А Заноза каким-то образом, не притащив ни единого медяка из родного мира, стал домовладельцем, и при этом не оказался ни у кого в долгу.

Нет, без дайнов точно не обошлось. Хоть он и утверждал, что хватило здравого смысла и капельки обаяния. Здравого смысла хватало и мэру, и казначею, и пекарям, но до постройки мельницы почему-то никто из них не додумался. Покупали муку в Порту, или – купив зерно в Боголюбовке – мололи его сами, электрическими меленками, столько, сколько нужно. Всем были довольны. Может, потому и не додумались до водяной мельницы, что к электрическим привыкли, и в муке недостатка не испытывали? А тут Заноза. С бизнес-планом, как обещал, когда уходил в конце мая. Он этот бизнес-план сначала Мартину показал. Сказал, что при ценах на муку в Порту, и на электричество – в городе, мельница окупится за четыре месяца. А потом начнет приносить прибыль. Мартин посмотрел на цифры – много цифр – и предпочел поверить Занозе на слово. Наверное, когда эти бумажки с расчетами увидели в муниципалитете, там тоже решили, что лучше уж поверить, чем вникать. Дали денег и стали ждать экономии.

Свою роль сыграло еще и отсутствие Калиммы. Княгиня усвистала в отпуск сразу после праздника сбора черешни, поэтому за разрешением на постройку Заноза обращался не к ней, а к министру строительства и архитектуры. Калимма, та пять раз подумала бы, а нужна ли острову мельница, и, в конце концов, пришла бы к мысли, что нет, не нужна. Потому что в Боголюбовке испокон веков обходились ручными жерновами, и не жаловались, а значит, были довольны. Горожане, довольствуясь закупками в Порту и жерновами электрическими, не жаловались тоже. А возводить какие бы то ни было строения вне населенных пунктов, Калимма запрещала, потому что они вредили природе и портили пейзаж.

Мартин фыркнул.

– Хм? – Заноза передал ему бутылку.

– Вспомнил, как ты с Калиммой сцепился.

– С леди Калиммой? – упырь некоторое время смотрел на отражение фонарей в воде, – Мартин, это называется дискуссия, а не «сцепился».

– Ну да, ну да. Леди Калимма, вы косная, зашоренная, тупая и не видите дальше своего носа! Это дискуссия по-английски или по-американски?

– Я никогда не сказал бы ничего подобного ни одной леди.

– Потому что ты джентльмен, – Мартин сделал глоток и вернул бутылку, – мы все уже в курсе, да.

Если быть точным – а Заноза любил точность, и редко грешил против нее – он не сказал Калимме, что она зашоренная, тупая и все остальное. Тут не поспоришь. Разговор происходил у них в гостиной, у них с Лэа. Калимма пришла в гости под вечер, застала Занозу, и мягко так пожурила его за то, что он, в обход неписаных законов Тарвуда, получил разрешение на строительство мельницы.

Это было интересно. Выяснилось, что упырь по-прежнему непредсказуем.

Мартин дважды был свидетелем критики в его адрес. Первый раз – когда Заноза проломил стену особняка в Монце, вместо того, чтобы выйти через дверь. Второй – когда Мартин сам его материл за то, что он дал пистолет неконтролируемой, безбашенной девчонке, и, в буквальном смысле, рисковал своей головой. С Лэа Заноза вообще не спорил, Мартину заговорил зубы и получилось, что его и ругать, вроде не за что. На полушутливое недовольство Калиммы реакция должна была быть какой-нибудь… такой же. Либо согласиться и выкинуть из головы, либо – голову заморочить, но ни с чем не соглашаться. Оказалось, однако, что есть еще варианты.

Заноза, выслушав Калимму, с искренним интересом спросил у нее, какие она видит альтернативы огорчившим ее переменам ландшафта? Сделать мельницу и плотину невидимыми? Но как быть с новообразовавшимся прудом? Делать его невидимым бессмысленно, потому что отсутствие части реки все равно бросится в глаза. Оставлять его видимым – тоже бессмысленно, потому что получится, ландшафт все равно изменился.

На этом этапе Мартин заподозрил, что о заговаривании зубов речи не идет. Можно было вмешаться и остановить Занозу, но никакая сила на свете не остановила бы Калимму, заподозрившую по отношению к себе сарказм. Ну, к тому же, Мартину стало интересно посмотреть, что будет.