Ничейная земля - страница 5

Катя вспомнила слова Халилова.

– Дом пустует только пять лет.

– Значит, от трех до пяти, – патологоанатом снял очки и, протирая их платочком, покачал головой. – Если хочешь стать философом, иди работать с трупами. Пока мы живем, мы работаем, спешим любить, горим, несемся куда-то вперед и постоянно боремся с другими людьми и с самим миром. Но потом приходит великий уравнитель. Смерть, гниение, распад… И как итог – минерализация. То, что несколько лет назад любило и спешило жить, распадается на отдельные химические элементы и простые соединения. От праха к праху.

Катя решила промолчать, чтобы дать медику время проникнуться его грустными мыслями. Но она была на работе.

– Со способами убийств у нас засада, да?

– Почему же, – вдруг оживился патологоанатом. – Вовсе нет.

– Хм, – недоверчиво отозвалась Катя.

Вместо уточнений медик поманил Катю пальцем и подошел к третьей жертве в центре комнаты. Кате пришлось подчиниться и встать рядом. Медик склонился над убитой, аккуратно опустил закрывавшую ее горло складку шерстяного платья и осторожно ткнул пальцем в темную полосу вдоль темно-серых мумифицировавшихся тканей шеи.

– Видишь? Это же странгуляционная борозда. Ткани мумифицировались и оставили для нас этот след. Борозда глубокая. Чем душили, не знаю, рядом нет ничего подходящего. Убийца мог с собой захватить удавку. Как трофей. Учитывая, во что девушка одета…

Катя кивнула, поняв его мысль:

– …Это могли быть колготки.

Ее голос дрогнул. Собравшись с духом и пытаясь справиться со смесью отвращения и брезгливости, она опустилась перед убитой на корточки. Катю интересовали глаза. Пустые глазницы убитой, смотрящие в никуда.

– У трупа номер один удавка так и осталась на шее, как видишь, – продолжал медик. – Труп номер два нужно будет проверить. От кожи мало что осталось, но при наличии аппаратуры…

Катя уже не слушала его. Чувствуя себя святотатцем, она заглянула в иссохшую глазницу третьей жертвы, пытаясь найти на внутренней поверхности впадины характерные царапины.

Патологоанатом замолчал. Он удивленно наблюдал за Катей, таращась на нее исподлобья – поверх очков.

– Как ты догадалась?

– Что?

– Им выкололи глаза, – сказал медик. – На внутренних стенках глазниц характерные повреждения, я обнаружил их у второй и третьей жертвы. В лабораторных условиях найду и у первой, скорее всего. Всем им выкололи глаза. Ты же это проверяешь? Как ты узнала?

Катя молилась, чтобы очередной приступ не случился с ней прямо здесь и сейчас. Она собрала волю в кулак и стиснула зубы, прогоняя зародившуюся в основании позвоночника и мерзким ручейком ползущую вверх по спине змею страха.

Им выкололи глаза. Господи.

– Потому что… – начала Катя, но ее подвел голос. Дрогнул. Кашлянув, она закончила: – …Потому что все это я уже видела.

Она мечтала убраться отсюда подальше. Из этой землянки с тремя трупами, которых убили тем самым способом. Из Ямы, в которой Катя не была 18 лет и очень надеялась, что больше никогда здесь не окажется. Она хотела забиться куда-нибудь и закрыть глаза. А потом проснуться и узнать, что все это было сном. Пусть кошмарным, но – всего лишь сном.

Снаружи накрапывал дождик. Прижимая папку к груди, Катя осторожно шагала по узкой и скользкой дорожке сквозь горы мусора. К проему в воротах, где когда-то была калитка. Оказавшись снаружи, за линией оцепления, Катя вдохнула полной грудью.

В стороне Халилов курил с кем-то из местных. Он с сочувствием покосился на Катю и, поколебавшись, подошел к ней.

– Мы поговорили с местными. С теми, кто вообще согласен говорить. Таких немного. Никто ничего вспомнить не может. Говорят, не бывает здесь никто. Землянка-то заброшенная.

Холодный мокрый ветер прилепил, как кляксу, прядь волос к лицу Кати. Убирая волосы, Катя посмотрела вдоль улицы. На горизонте виднелись трубы расположенных за пределами Ямы заводов Промышленного района города.

– Когда мы в детстве ходили здесь, по этой улице, в школу… А ведь нужно было пройти черт знает сколько. До конца Ямы, до самого переезда, а уж там по прямой двадцать минут до школы…

Халилов оторопело смотрел на Катю.