Никоарэ Подкова - страница 58

Дед Степан снял шапку, и Никоарэ бросил в нее серебряный талер. Старый сторож подивился щедрой плате — такого мыта не получал он ни разу с тех пор, как поставили его у моста.

Он вскинул глаза и с улыбкой взглянул на путника из-под нависших мохнатых бровей.

— Ты такой же купец, как я султан Солиман. Скажу тебе, батько, что есть у меня еще один серебряный орел, — подарен он мне при крещении. Оставлю я оба талера церкви, пусть попы поминают меня за обедней. Изволь назвать свое имя: поп запишет его и не забудет помянуть при совершении проскомидии.

— Ион Никоарэ[43], старче, — вздохнул путник.

Старец поднял с помощью посоха свои нависшие лохматые брови и взглянул на проезжего, приоткрыв рот.

— Теперь я знаю, батько, чей ты брат… Да будут во веки веков благословенны имена Иона Водэ и твоей светлости. Знаю, уходишь туда, где уж не раз бывал; до нас оттуда долетели песни, — поют о тебе наши кобзари.

Он помахал рукой.

— Эй, Андрюшка, — прокричал он нежданно звучным голосом. — Беги на тот конец моста, крикни, чтобы все бабы, дети, скотина, отошли с дороги, не мешали бы его светлости.

Старик помоложе побежал мелкими шажками, выкрикивая приказания, и возгласы эти, далеко опережая его, отдавались эхом в прибрежных рощах на другом берегу.

Кони затопали по дощатому настилу моста, а следом за ними над мутными волнами Серета загрохотала телега. Долго стоял дед Степан, держа в руке шапку с талером, и глядел вслед путникам.

— Бачил, Андрюша? — спросил он наконец.

— Бачил, — с изумлением в голосе отвечал сын.

Другая встреча, о которой вспомнил потом Никоарэ, произошла в среду к полудню — уже на берегах Прута, у брода, что был повыше Штефэнешт. В ту пору вода в широкой и многоводной реке вздулась от дождей, пролившихся в ее верховье и, словно щепку, унесла паром. Паромщики умчались на подводах вниз по реке ловить лодки от парома, застрявшие у песчаных берегов, и бревна, выброшенные волнами.

— Разбушевался, ленивец! — говорили местные жители. Скрестив на груди руки либо засунув их за пояс, глядели они то вверх, то вниз по течению реки, где неслись по вспененным волнам целые стога сена и всякая хозяйственная утварь из прибрежных селений.

— Как взыграет река, так будто когти выпустит, — сказал местный лесник остановившимся на берегу всадникам, — все хватает и уносит с собою. Вам надо на тот берег перебраться, ратники?

— Надо-то надо, да не знаем, как теперь перебраться, — отвечал дед Петря. — Поедем берегом вверх по реке. Знал я прежде брод, вода там не выше конских лодыжек.

— Должно быть, брод Ионашку. Да семь лет, как его не стало. Река переменила русло и теперь течет у крутого берега над глубокими омутами. Переправы более удобной, чем эта, — нет в наших краях. Взгляните-ка получше промеж ив и увидите на том берегу Прута землянку. Там у протока Аксинте — рыбацкий стан. Вот уж три недели, как перегородили рыбаки тот рукав, а туда карп по весне валом валит на нерест. Теперь ловят его неводами. Да три-четыре дня придется им сидеть на месте с порожними возами. Покуда не наладим паром, не выйти им оттуда, не продавать рыбы по селам и городам. А на той стороне за рекой, в двух переходах, — одни лишь пустынные места. Только стада под охраной псов и пастухов пасутся в том безлюдьи.

Всадники привстали на стременах, поглядывая в сторону Аксинтевского протока.

— Видны люди, — сказал Александру, приложив щитком руку к глазам.

— Их можно бы вызвать, — заговорил лесник, поглядывая на Подкову как на господина этих заезжих купцов, более похожих, однако на ратников. Недалеко в шалаше у меня лежит турий рог, да только кто сумеет протрубить? Тут нужно крепкое дыхание. А затрубит рог — так и кажется, что встает и ревет старый тур. Когда-то покойный отец мой трубил в тот рог, а я не могу, у меня грудь слабей.

— Принеси его, добрый человек, вознаградим тебя.

— Не о том речь, — махнул рукой лесник. — А вот кто затрубит?

— Найдется трубач, — с притворным смирением отвечал Карайман.

— Не верится, купец молодой. Но коли протрубишь в рог, твой будет.

— Принеси его, брат лесник.

— Принесу, потехи ради.