Никогда не разговаривай с чужими - страница 9

— О господи! Ты напугал меня!

— Извини, но разве не так?

— Это только пока я учусь. Хочешь поговорить с ним?

— Нет, спасибо, — поспешил ответить Манго, так как Ангус уже вызвал на экран колонку каких-то значков. — А он может шифровать?

Ангус снял руки с клавиатуры и рассмеялся.

— Ну, и чего ты смеешься? — спросил Манго, хотя и догадывался, почему смеялся старший брат.

— Я был когда-нибудь таким же тощим, как ты?

— Не знаю, может, и был.

— Ты опять что-то замыслил, да? Что-нибудь из «плаща и кинжала»? У тебя ужасно таинственный вид.

Манго промолчал.

— Мама переселяется в кабинет доктора Марша, пока у него грипп. А у папы опять срочный вызов к пациенту.

— Я умираю с голоду.

— Да ладно, мама что-нибудь захватит по дороге. Она скоро. Иногда мне кажется, что я люблю праздники именно за это. Можно есть всякую всячину.

— Это потому, что они врачи, — заявил Манго. — А врачи всегда говорят, что нужна разнообразная пища. Не то что некоторые, хотят, чтобы ты ел один коричневый рис. Можно взять у тебя трюфель?

Ангус всегда держал коробочку шоколадных трюфелей у себя в столе. На этот раз они были с ромом, в шоколадной крошке.

— Возьми, но только один. Знаешь, какие они дорогие?

— О господи! А я смог бы съесть штук пятьдесят.

— Почему ты не купишь себе «Марс»?

— Да-а? Я гурман по части шоколада.

Ангус убрал с экрана все, кроме маленькой танцующей зеленой стрелки. Затем он выключил компьютер. Брат был рыжеволосый, румяный, на длинного Манго он смотрел снизу вверх, при этом назвать его маленьким вряд ли пришло бы в голову.

— Сколько тебе лет, Боб?

— Четырнадцать, в июле будет пятнадцать. Послушай, ты мой брат, ты обязан знать, сколько мне лет.

— Я с трудом вспоминаю, сколько мне самому.

— Тебе семнадцать, — заулыбался Манго. — И эти конфеты ты не покупал, их тебе подарили на день рождения. Что? Я не прав? А чего это ты спросил, сколько мне лет?

Ангус не ответил ему прямо.

— Ты, должно быть, около шести футов?

— Шесть футов и три дюйма. Не думаю, что подрос с Рождества. Знаешь, мне иногда становится страшно, не акромегалия ли у меня?

— А что это, черт побери?

— Это когда гипофиз нарушен и ты все растешь и растешь. Можно сделать операцию, но при этом стать бесплодным.

— Побойся бога, мальчик! О чем ты говоришь? Я думаю, это просто гигантизм. У нас же родители — врачи. Думаешь, они ничего не знают о таких вещах? У нас вся семья гигантов. Ян выше тебя, отец тоже выше.

— Да, но Яну двадцать, и бог знает, сколько отцу, около пятидесяти?

— Я спросил, сколько тебе лет, не из-за роста. Просто меня насторожило, как ты воспринимаешь Край привидений. Ты там был?

— Мы давно его так не называем, — высокомерно заявил Манго. — И как это я его не так воспринимаю?

— Да ты до сих пор не успокоишься!

— Да? Ты в этом уверен? И почему же?

— Ну… ладно, ничего. Тебе только четырнадцать, все в порядке, забудь. Кажется, мама. Я слышу машину.

Манго поднялся в свою «штаб-квартиру». Два дня назад, когда он вернулся из Россингхема на каникулы, здесь царил идеальный порядок, который откровенно пугал его. Но мало-помалу комната начинала приобретать жилой вид, превращаясь в воронье гнездо со сменившим стерильную чистоту уютным беспорядком. Манго любил, переодеваясь, разбрасывать по полу одежду, и когда куча становилась непроходимой, он собирал все в охапку и относил в подвал к стиральной машине. Рассортировать одежду по цветам ему и в голову не приходило, в машину запихивалось все подряд, и темное, и светлое. В результате такой стирки одежда постепенно приобретала один и тот же цвет — грязно-синий. Именно по этой причине мать старалась отобрать у него школьные рубашки сразу же, как он появлялся на праздники или каникулы.

Комната Манго находилась на верхнем этаже дома. Наклонный потолок точно повторял линии покатой крыши. Комната была просто огромной — лет сто назад здесь находились четыре комнаты для прислуги, работавшей по дому. Затем перегородки сломали. Днем солнечный свет попадал в комнату не только через два круглых окна в стене, но потоком лился из верхних, слуховых окон, из которых поверх обнаженных еще деревьев открывался прекрасный вид на старые шиферные и новые черепичные крыши домов.